По Просторам Пространства

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » По Просторам Пространства » Болтанка » Конкурс рассказов


Конкурс рассказов

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

Волшебный труд

1. Молчание подзатянулось - а есть такое слово "подзатянулось"? А нельзя написать просто затянулось. Если можно то подзятягивание лишнее уточнение. Просто молчание затянулось.

2. Какашечная земля? - серьезно? это рассказ или дебильный высер в чате? Вы литературу пишите или срете в чате?

3. Антижизнь? это что смерть или тупое существование? уточнение нужно. Если читатель спрашивает что ему что-то непонятно - вы написали не верно. нужно переписать...

4. Облокатился? Облокотился, а не облокатился. Это же азы. На черенок лопаты нельзя облокотиться, в него обычно упираются. Вы лопатой никогда не работали?

Теперь по сюжету: в начале герой мужчина. Потом женщина. Ошибка начинающего автора. Автор не читал свой рассказ. Не вычитывал его. Герой попал в иной мир и первое что он сделал - это согласился пойти поработать с женщинами, предварительно оплодотворив их? Серьезно? А женщины оказывается имеют мужские половые органы? Это трансы что ли? Где указание возрастного ценза. Почему нету маркера 18+? Порнография в тексте автоматически его вычеркивает из литературы. То что вы написали не является рассказом. Как его пропустили к конкурсу непонятно.

Дальше вообще бред какой то. Работаю женщины с мужскими гениталиями кем? Распутницами? Что за бред? Почему парень согласился с ними пойти работать? Почему не узнал где он, что это за место и т.д.

Итог, данный опус рассказом не является, оценить его не могу. Он не заслуживает никакой оценки, его следует исключить, а автора сдать в прокуратура для проверки состава преступления: создание и распространение порнографической продукции. Скорее всего юзер написавший его обычный троль, который никогда не будет напечатан, так как такое не печатают в принципе. Зачин есть, кульминация и развязка отсутствует. Это не рассказ и не литературное произведение от слова совсем...

0

2

https ://docs.google.com/document/d/1w81i_UNevYFDT2J8lUvvTBAZ7g0snA9FSDFMZznIFrw/mobilebasic

0

3

https://docs.google.com/document/d/1w81 … obilebasic

Подпись автора

https://nick-name.ru/forum/%C4%D1%C2.gif

0

4

Выбор
                — Вижу, вижу тьму.

                    Эти слова прозвучали в доме номер восемь на Большой Садовой улице ровно через сто лет после того, как в соседний, десятый дом, въехал вместе со своей первой женой Михаил Булгаков.

                    Произнёс их человек лет тридцати в странного вида чёрной одежде, увешанный амулетами, среди которых были знаки семи известных и трёх неизвестных религиозных течений. Глаза его, обильно подведённые, были закрыты, руками он водил перед собой, словно что-то ощупывая.

                    — Ах, я так и знала! Любка-то сразу мне сказала, мол, порча на тебе! Она баба толковая, на картах мне расклады делает. Она-то мне вас и посоветовала, магистр Елизар. Но что делать-то?

                    — Анна Семёновна, — вздохнул мужчина, — врать не буду…

                    — Ой, говорите, как есть! — перебила его женщина лет шестидесяти с слишком ярким макияжем.

                    — Случай очень серьёзный. Враг конкретно за вас взялся, Анна Семёновна.

                    — Но вы ведь сможете мне помочь, правда?

                    Магистр Елизар (в миру — Серёжа) внимательно посмотрел на женщину, сидящую перед ним. Кофту, надетую на ней, он точно видел в ЦУМе. Браслет от Apple, последняя модель. “Не Патек Филиппэ, конечно”, — подумал Серёжа, прикидывая, сколько взять с клиентки.

                    Он назвал сумму.

                    — Ой, ну что вы, деньги — не проблема! Только умоляю, помогите! Сил никаких больше нет так жить!

                    “Дерьмо, продешевил! Старая кошёлка и в пять раз больше дала бы!” – подумал Серёжа-Елизар.

                    – Ритуал не из простых, предупреждаю сразу, – сказал он, нахмурившись.

                    Елизар раскрыл лежащую перед ним книгу в переплёте из настоящей кожи, который обошёлся ему в копеечку. На искусственно состаренной странице краснела готическая надпись Summa Stultitae. Серёжа ухмыльнулся: в самый раз. Он резко поднял голову и плюнул в лицо женщине.

                    – Ох! –воскликнула она от неожиданности.

                    – Не охайте, Анна Семёновна, так надо. Ритуал, что поделать, – сказал он, разводя руками.

                    «Так тебе и надо, карга старая», подумал он. Елизар поднёс руку к свече, щёлкнул пальцами, и язычок пламени осветил мрачную комнату. Боковым зрением он наблюдал за реакцией клиентки – та раскрыла рот и поднесла руки к груди. Такой простой фокус – но всегда производит нужное впечатление. Прочистив горло, он начал читать текст на латыни – а ещё говорят, что университетские знания к реальной работе отношения не имеют! – не особо, впрочем, вникая в написанное.

                    Кончив, он резко ударил кулаком по столу. Пламя свечи дрогнуло вместе с Анной Семёновной и погасло. Елизар пристально смотрел на клиентку и молчал – фантазии надо дать время, чтобы дозреть.

                    – Ээ, – едва успела она сказать, как Елизар поднёс палец ко рту. Подождав с полминуты он сказал:

                    – Вот теперь всё.

                    – Ох, магистр Елизар, спасибо, спасибо вам огромное! Я прямо-таки чувствую, как она спала, порча эта окаянная! И что бы я без вас делала? Позвольте, я… – сказала Анна Семёновна, залезая в сумку.

                    – Это к Лидочке. Я к деньгам не прикасаюсь. Сами понимаете – энергетика.

                    – Ах, энергетика, ну конечно, – закивала старушка.

                    Раздался глухой стук. Серёжа вместе с Анной Семёновной одновременно, словно парные пловчихи, повернулись к окну, затянутому чёрной портьерой. После Елизар выразительно посмотрел на клиентку, которая выглядела так, словно достигла предела удивления на сегодня. Наверное, птица врезалась в окно, подумал он. Несмотря на произведённый эффект, ему почему-то стало не по себе.

                    – Лидочка, у нас ведь сегодня больше никого? – спросил Серёжа, запирая дверь в кабинет.

                    – Нет, Сергей Валерьевич, – ответила миниатюрная блондинка в юбке-карандаше и огромных очках.

                    – Зачем же так официально, – сказал он, приобняв девушку и чмокнув в мягкую тёплую щёку.

                    – Ой, Сергей Валерьевич, ну что вы! – сказала Лидочка, делая вид, что пытается вывернуться из объятий.

                    – Не забудь подготовить досье на завтрашних.

                    За закрытой дверью кабинета зажглась свеча.

***

                    Быть волшебником в двадцать первом веке очень просто. Одного вашего телефонного номера достаточно для того, чтобы за час собрать досье, которому в прошлом веке позавидовали бы спецслужбы. Люди очень охотно рассказывают о себе, и не стал бы этим пользоваться только дурак. Однако, нельзя полагаться лишь на технологии. Нужно уметь читать людей по старинке – то, как человек движется, как говорит, как одевается – люди буквально кричат о том, кто они.

                    Но и без этого творить магию проще простого. «Чёрная радуга». Главное – общее впечатление. Дружелюбный, но временами замкнутый. Добродушный, но иногда гневается. Ненавидел кого-то, но при этом и любил. У каждого человека есть проблемы, каждый ненавидит кого-то. Тень прошлого. Если человек умеет читать других, то потому, что освоил это в детстве, когда пытался опередить нечто, что терзало его.

                    Серёжа сидел в дорогом кафе и оценивающе разглядывал свою очередную жертву. На этот раз он намеревался получить не деньги, а любовь. Ну, или то, что казалось ему любовью. Он давно перестал воспринимать людей иначе, как источник полезных для него ресурсов. Так что это была за девушка? Ну, слишком просто. Бледная кожа, кислотные волосы, мешковатая одежда. Разговоры про Дэвида Линча, про Уэльбека, про Уэса Андерсона. И ни слова про родную Рязань.

                    Серёжа пересказал ей какую-то статью про метамодерн, которую прочитал накануне. Глаза девочки загорелись нездоровым, под цвет волос, светом. «Готова», подумал он. Играть в «московского интеллектуала» ему нравилось. Минимальные усилия, максимальный результат. Произвести впечатление на провинциальную дурочку с претензией бывает даже слишком просто, и иногда Серёже казалось, что это даже как-то неспортивно. Девочка закусила губу. Серёжа подмигнул ей и направился к туалету.

                    Он закрыл щеколду и стал ждать условного стука. На двери висело маленькое круглое зеркало. Серёжа стал рассматривать своё лицо. А что, хорош! Стоп, что это? Изображение зарябило, и вместо себя Серёжа увидел серый череп, обтянутый кожей. Не думая о том, что делает, он ударил зеркало. Сквозь сетку трещин на него смотрели тысячи фрактальных Сергеев. «Переутомился, наверное», подумал он.

                    Девушка всё не шла. Серёжа решил справить нужду и повернулся к унитазу – и тут же прижался спиной к двери. Из бачка, словно змея из короба индуса, поднималась серая струйка, с каждым мгновением растущая. Серёжа нажал кнопку слива.

                    – Что творишь, нечестивец?! – раздался глухой голос за миг до того, как струю засосало в бачок.

                    Серёжа дрожащими руками нащупал щеколду, сдвинул её и выбежал из кабинки. Пробежав мимо девицы, чьи глаза выражали смесь укора, недоумения и сожаления, он вырвался на улицу и закурил. Через несколько мгновений струйка дыма начала формировать лицо. Серёжа бросил сигарету и начал топтать её так, что со стороны казалось, словно он отплясывает жигу.

                    Он огляделся, и взгляд его остановился на гладкой поверхности стекла, заковавшей его отражение. Рядом с своей фигурой в эрзац-зеркале он увидел серого человека в одежде, которую не носили вот уже несколько веков. Серёжа посмотрел через плечо и увидел облако, которое с каждой секундой становилось всё плотнее. Он побежал.

                    Достав телефон, Серёжа на бегу принялся заказывать такси. До Малой Бронной бежать минуты две, как раз и машина подоспеет – подсчитывал он. Люди, просачивающиеся на улицы из офисов к концу дня, провожали Серёжу недовольными возгласами и проклятьями разной степени тяжести.

                    – Поехали, поехали, поехали! – затараторил он, едва захлопнулась дверь такси.

                    – Едем же, ну, – примирительным тоном отвечал таксист, на улыбающемся лице которого словно застыло жаркое солнце центральной Азии.

                    Серёжа хотел было огрызнуться, но передумал. Ему удалось уйти, и это самое главное. Или не удалось? Серёжа с прилежанием отличника старался не смотреть на поверхности, которые способны были хоть сколько-нибудь отражать образы. В такси ему удалось наконец закрыть глаза. Он вздохнул.

                    – Ну и дурной же ты, – раздался голос в салоне.

                    – Ты что сказал сейчас? – процедил Сержа. И что эта обслуга себе позволяет?

                    – А? Молчу, начальник, – ответил водитель.

                    – Вот и молчи.

                    – Ещё и старших не уважаешь… – вновь произнёс кто-то. Что за голос? Говорит без акцента, это явно сказал не водитель. Серёжа не хотел открывать глаза, потому что в точности знал, что сейчас увидит. Однако, он знал, что попытки отсрочить неизбежное никогда ничем хорошим не заканчиваются. И потому открыл глаза.

                    – Ааа, останови, останови! – закричал он, когда увидел, кто сидит с ним в машине. Справа от него на заднем кресле, раскинув ноги, сидел бледный небритый мужчина в средневековой одежде.

                    – Да ты что, начальник, почти приехали же.

                    – Останови машину, немедленно! – сказал Серёжа, кидая в водителя мятую купюру.

                    – Ну, останови так останови, – сказал водитель. – А кидать необязательно, мог бы и в руку дать, да?

                    Но Серёжа его уже не слушал. Он бежал вдоль краснопресненской набережной, а за ним, зависнув над землёй, планировала сероватая фигура, с каждым мигом приобретающая всё больше красок. Добежав до парка, Серёжа без сил рухнул на лавку. Да, дыхалка уже не та – не стоило забрасывать спорт. Рядом с ним на лавку спланировал, словно засохший листок, его преследователь. Серёжа хотел было испугаться и убежать, но силы, потребные для этого, куда-то подевались. Он оценивающе посмотрел на своего соседа, после чего закурил.

                    – Что убегал? – просипел незнакомец.

                    «А что догонял?» – пронеслось в голове у Серёжки. Вместо ответа он задрал голову и выпустил в небо клуб едкого кучерявого дыма.

                    – Вот все вы так.

                    – Как так? – спросил Серёжа.

                    – Сначала зовёте, зовёте, а стоит появиться – голову в кусты.

                    – Не звал я тебя… Дружище, – настороженно сказал Серёжа.

                    – Ну как же не звал? Ты прочитал формулу призыва, возжёг фимиам…

                    – Ты что-то путаешь. Никаких формул я не читал.

                    – Обвиняешь меня во лжи?

                    Серёжа напрягся. Не стоит злить этого сумасшедшего – мало ли, что он выкинет? Хотя, кто из них двоих сумасшедший? Это только предстоит выяснить. В конце концов, это он только что убегал через полгорода от странной тени, которая материализовалась в нелепо одетого мужчину средних лет. По привычке он попытался «прочитать» незнакомца, но с удивлением обнаружил, что не видит в нём ровным счётом ничего, кроме одежды, которая, впрочем, была настолько странной, что не давала ровным счётом никакой информации.

                    – Ну, давай, загадывай.

                    – Простите?

                    – Грубиян, клеветник, да ещё и идиот. Да, низко в нынешние дни опустилось ведовское дело.

                    Серёжа хотел было осадить зарвавшегося незнакомца – пусть это и призрак, но так разговаривать с собой он никому не позволял. С другой стороны, это, всё-таки, был призрак, а потому Серёжа решил не нагнетать события раньше времени. Кроме того, он вспомнил то странное чувство, которое возникло у него после сегодняшней работы, когда он читал латинский текст из книги.

                    – Честно говоря, я не совсем понимаю, что сейчас происходит. Не могли бы вы немного прояснить ситуацию?

                    – О, Гермес Триждывеличайший, ну почему мне приходится иметь дело с лишёнными разума? Неужели ты так испытываешь меня? Ну, смертный, коль скоро ты повелел, я исполню твою волю.

                    «Интересно. Исполнит волю», подумал Серёжа, и сразу поставил эксперимент:

                    – И не оскорбляй меня. Пожалуйста.

                    – Как скажете, о владыка, премудрейший из премудрых, добрейший из благодетельных, – ответил незнакомец, даже не пытаясь скрыть сарказм в голосе.

                    – Так кто ты такой?

                    – Можете называть меня Ди, о владетельный из владетельнейших. Конечно, вы призвали меня, однако при этом не знаете, кто я такой. Наверняка всё это – часть вашего грандиозного замысла, о мудрейший. Я явился по вашему зову, и готов исполнить любое ваше пожелания.

                    – Типа, как джин что ли?

                    – Нет, о мудрейший, не как джин. Всё-таки я исполняю одно желание, а не три.

                    – И что же, на этом различия между вами заканчиваются? – спросил Серёжа, подражая ироничному тону незнакомца.

                    – Ваша мудрость не знает границ. Нет, это не единственное различие между нами. Я могу исполнить лишь то, чего вы хотите всем своим сердцем. И взамен я заберу что-то равноценное, что-то, дорогое для вас.

                    Конечно же, подвох – как же без этого? Серёжа читал достаточно книг по оккультизму, магии и эзотерике, чтобы знать, что магические сделки никогда ничем хорошим не заканчиваются. Впрочем, ни в какие магические сделки он не верил – до этого самого момента. Да и даже после этого разговора он не был до конца уверен, что всё происходящее – не плод его воображения. На всякий случай он ущипнул себя.

                    – О, старый приём, как мне это знакомо, – пробормотал незнакомец. – Нет, я вовсе не кажусь вам.

                    – Плод моего воображения мог сказать бы то же самое.

                    – Как вы остроумны, о многомудрый!

                    – Ну что же, э, пока я думаю над, э, желанием, можешь пока заниматься своими делами, – сказал Серёжа в попытке избавиться от призрака.

                    – У меня нет никаких дел в этом мире. Пока желание не исполнено, я должен всюду следовать за призвавшим меня.

                    У Серёжи в голове начал складываться определённый план. Во-первых, нельзя ничего загадывать – наверняка в обмен дух потребует душу или вроде того. Не то, чтобы он особо дорожил своей душой, но и рисковать лишний раз без особого повода желания у него тоже не было. Во-вторых, стоит пообщаться с каким-нибудь специалистом в области духов. Если есть духи – значит, и специалисты должны иметься. В-третьих, надо как-то отделаться от этого средневекового юмориста, хотя бы на время.

                    Эту часть плана, самую простую, как ему казалось, Серёжа собирался реализовать в ближайшее время.

                    – Ди, я отправляюсь домой. Я тут недалеко живу. Касательно желания – мне надо подумать, ничего?

                    – Как скажете.

                    План был прост. Конечно же, консьерж в башне, в которой жил Серёжа, никак не пропустит странного человека, напоминающего аниматора из диснеевского парка, если он, Серёжа, не скажет, что этот самый человек – его гость. А он не скажет. Пусть там разбираются, как хотят. Ди ухмыльнулся, будто услышав мысли Серёжи.

                    Пройдя через турникет и сделав несколько шагов, Серёжа, улыбаясь, обернулся и приготовился развести плечами – мол, извини, дружище, так вышло – и увидел, как Ди просачивается через заграждение.

                    – Чёрт побери! – громко выругался Серёжа, привлекая внимание людей из фойе.

                    «Ди, наверное, прав. Я и в самом деле идиот. Как я мог думать, что исполняющий желания дух (это, кстати, если он не соврал) не сможет пройти через турникет? Какая-то детская глупая наивность», ругал себя Серёжа.

***

                    – Так вот, чем ты занимаешься, – сказал Ди.

                    «Заткнись, заткнись, заткнись!» – твердил про себя Серёжа.

                    – Сейчас мы… Э… – сказал он, стараясь собраться с мыслями.

                    – Магистр Елизар, с вами всё хорошо? – спросила женщина лет сорока с рыхлыми руками.

                    – Понимаете, здесь, рядом с вами, находится некий сгусток энергии, и…

                    – Сгусток, значит? – перебил Серёжу Ди.

                    – Да, так о чём я? Этот сгусток НЕГАТИВНОЙ, – Серёжа сделал короткую паузу и злобно посмотрел на Ди, – энергии, он прямо сейчас, в этой комнате. От него все ваши беды. Я вижу, как от него тянутся нити, потоки, да, да, это венец безбрачия, я его ни с чем не спутаю.

                    – Ох, как знала, как знала, – сказала женщина, взмахивая руками.

                    – Сергей… Или мне называть тебя Елизаром? Ты же сам видишь, причина, по которой она одна – её скверный характер, ненависть к мужчинам и её престарелая мамаша, за которой она ухаживает…

                    – Заткнись, чёрт тебя побери! – прервал Серёжа тираду Ди.

                    – Что вы такое говорите?

                    – Это я не вам. Так вот, э… Этот венец…

                    – Венец безбрачия? Что за вздор! Ты просто дуришь людей, даром что сам – дурак.

                    – Так, ну всё! Я так больше не могу! Елена Карповна, мои извинения, сегодня слишком сильны возмущения энергий, давайте как-нибудь в другой раз.

                    – А как же мой венец?!

                    – Запишитесь у Лидочки, – бросил он, выбегая из кабинета.

                    –  Сергей Валерьевич, куда вы? – крикнула Лидочка вслед Серёже, когда он промчался мимо неё к выходу.

                    – Лидочка, а кто такой Сергей Валерьевич? – полушёпотом спросила Елена Карповна, выглядывая из приоткрытой двери кабинета.

***

                    – Ну всё, недолго тебе осталось! – сказал Серёжа, держа у уха телефон и глядя на Ди. Трюк с телефоном он начал использовать после того, как во время перебранки с духом таксист, что вёз его на работу, чуть не высадил болтливого пассажира. Сейчас же, сидя в машине, он изредка поглядывал на водителя через зеркало заднего вида – на этот раз разговор с Ди не вызывал у таксиста никаких подозрений.

                    – Вы уже готовы загадать желание?

                    – Что-то ты какой-то слишком вежливый стал, Ди.

                    – Что поделать – воспитание. Впрочем, вы, наверное, не знаете, что это такое.

                    – Знаешь, Ди, я вот желаю, чтобы ты помолчал.

                    – Мудрое желание, господин. Однако, вы не желаете этого всем сердцем, всем своим естеством.

                    – Тебе-то откуда знать?

                    – Мне по долгу службы положено.

                    – Ладно-ладно, недолго тебе осталось.

                    – То есть ты уже знаешь, что хочешь пожелать?

                    – Типа того, – сказал Серёжа, усмехнувшись.

***

                    Небольшая приёмная, в которой сидел Серёжа, напомнила ему его собственную, вплоть до некоторых деталей.

                    – Чёрный маг Турлост скоро примет вас, – сказала ему миниатюрная брюнетка в юбке-карандаше и огромных очках.

                    Серёжа кивнул, поражаясь про себя тому, насколько секретарша тёмного мага была похожа на его Лидочку.

                    – Я – великий чёрный маг Турлост, – сказал человек в странной чёрной одежде с густо подведёнными глазами.

                    Серёжа развалился на кресле и окинул взглядом кабинет. Чёрные шторки почти такие же. И фолиант на столе – наверное, в одном месте заказывали. И всё-таки он решил попробовать, раз уж пришёл.

                    – У меня тут, эээ, одна проблемка.

                    – Конечно, конечно. Я вижу.

                    – Видите? Правда? – воскликнул Серёжа, поворачиваясь к Ди, который сложил руки на груди и приподнял бровь.

                    – Конечно. Твоя аура, она…

                    – Видите, призвавший. Ваша аура. Я ведь знал, что с ней что-то не так, – заговорил Ди одновременно с чёрным магом.

                    – Ну всё, достаточно, – сказал Серёжа.

                    – Что за наглость? Да ты знаешь, что будет, если не прочистить твои энергетические протоки прямо сейчас?! – воскликнул Турлост, размахивая руками.

                    – Ага, догадываюсь, – сказал Серёжа, направляясь к выходу.

                    – За сеанс вам всё равно заплатить придётся! – бросил ему в след Турлост.

***

                    – Ох, я чувствую, чувствую, как начинаю испаряться. Кажется, я немного побледнел, вы не находите? – сказал Ди Серёже, который курил, сидя на лавочке.

                    – Ты раньше времени не радуйся, засранец, – ответил Серёжа. – А ты чего уставился, дед? Не с тобой говорят, – бросил он зазевавшемуся прохожему, которого удивил разговор Серёжи без собеседника.

                    – Ну зачем же так грубо…

                    – Не твоё собачье дело.

                    – Я ведь и обидеться могу.

                    – А ты не обижайся, – рассмеялся Серёжа.

                    Они объехали ещё несколько мест. Съездили даже куда-то в Новую Москву, к бабке, к которой, как говорят, наведываются некоторые члены правительства. Раньше она жила на Алтае, но какой-то чиновник подсуетился и переселил её поближе. Вся Россия стекается в Москву – ужас! С каждым новым визитом Ди становился всё более едким.

                    Серёжа сидел на качелях, одиноко расположившихся в тени сорокоэтажного дома – одного из тех, которые застройщики массово возводят в Подмосковье, ругая на чём свет стоит пожарные нормы, которые не позволяют возводить стоэтажные бетонные кенотафы.

                    – Ну что, как вам ваши коллеги?

                    – Не коллеги они мне, – сказал Серёжа.

                    – Ну и в чём же разница между вами?

                    – Я не даю людям ложных надежд.

                    – Да ладно.

                    – Ну, то есть, даю, но… Знаешь, есть такая категория клиентов. Они приходят, ну, не из-за ерунды, типа сглаза там, порчи, приворота и прочего. Такие могут ходить хоть каждый день. И делают это от лени, от глупости. За такое и наказать не грех. А есть люди, которых приводит отчаяние. Они готовы платить любые деньги. И большинство, знаешь, большинство пользуется этим. Пользуется уязвимым состоянием.

                    – А ты, значит, не такой.

                    – Я никогда не принимаю тех, кто приходит ко мне за исцелением. Даже если речь идёт о какой-то незначительной болезни. Я, знаешь, как-никак, врач по образованию.

                    – И что, клятва Хиппократа не даёт разгуляться?

                    – Во-первых, есть клятва российского врача. Во-вторых, когда мы зачитывали её при выпуске, я скрестил пальцы, значит, клятва недействительна. А в-третьих, это просто не по-людски, так поступать.

                    – Благородно, благородно. Так же благородно, как выманивать у людей последние денежки, да. Понимаю. Как это называется в вашу эпоху? Бизнес. Бизнес есть бизнес.

                    – Человек должен иметь свой кусок хлеба.

                    – Ваши доходы позволяют приобрести очень много хлеба. Я тут пролетал мимо одного магазина. Видел там батон, «Красная цена». Он стоит * рублей. Получается, если взять всё ваше состояние, можно приобрести…

                    – Ты разве не слышал, что считать чужие деньги неприлично? К тому же, ты вообще пробовал этот хлеб?

                    – Ну, если взять зерновой хлеб из той пекарни, в которой покупает его ваша помощница…

                    – Довольно! Знаешь, чего я сейчас хочу больше всего на свете?

                    – Чего же? – внезапно оживился Ди.

                    – Больше всего на свете я бы хотел сейчас сходить в туалет. Понимаешь, я хожу по большому только дома. А здесь, ну, до дома ехать как минимум час.

                    – А что это там? – сказал Ди, указывая куда-то за спину Серёже. Тот обернулся, и увидел блестящую, цвета голубого опала, туалетную кабину, стоящую посреди сквера.

                    – Неплохо, но я ведь только что сказал: общественными туалетами я не пользуюсь! Не пользуюсь, ясно тебе? Мало ли, кто там был до меня? Ты вообще представляешь, сколько бактерий, сколько вирусов живёт в общественных туалетах?

                    – Бактерий? Вирусов?

                    – Ну, знаешь, такие маленькие штуки, которые вызывают болезни.

                    – Вы про младших духов?

                    – Ну типа. Короче говоря, в эту штуку я ни за что не пойду.

                    – Говорят, терпеть вредно.

                    – Мало ли, что говорят. И вообще, люди стали людьми только от того, что научились терпеть. Это отличает нас от животных.

                    – Я всегда полагал, что от животных нас – то есть, простите, вас – отличает наличие души. Я вот тут и сам…

                    – Ага. Это всё очень интересно. Только вот этой штукой я пользоваться не буду.

                    – Чувствуете ли вы что-то?

                    – Что именно? Чувствую, что сейчас обосрусь.

                    – Я про эти… Бактерии и вирусы. Вы чувствуете их рядом с отхожим местом?

                    Серёжа принюхался. В самом деле – ничем не пахло. Крайне удивительно для общественного туалета. Он присмотрелся повнимательнее. Вместо извилистых царапин на пластике, которые должны были бы сеточкой покрывать пластик, перед ним была новенькая – будто только с завода – панель. Присмотревшись, Серёжа увидел слой тонкой плёнки, которую бывает так приятно отдирать с новых вещей.

                    Он подошёл и с недоверием приоткрыл дверь. Внутри лёгкий запах розового освежителя воздуха смешивался с ароматом стерильности, который запомнился Серёже с институтских времён. «А, к чёрту», подумал он. И зашёл.

                    Для тех, кто знаком с современной американской прозой, не секрет, что авторы этой страны любят смаковать сцены, связанные с отправлением естественных потребностей человека. В российской литературной традиции нечто подобное воспринимается, скорее, как проявление дешёвого маргинального эпатажа, которому некоторые наивные люди пытаются набивать цену.

                    Так или иначе, Серёжа вышел из кабинки, и столкнулся лицом к лицу с широко улыбающимся Ди.

                    – Чувствуете ли вы облегчение?

                    – Тебе не кажется, что ты несколько переходишь рамки приличия?

                    – Ах, можете не отвечать, я всё вижу и так. Ну, что же, пришла пора расплатиться по счетам!

                    – Ты это о чём сейчас?

                    – Ну как же, я ведь только что исполнил самое заветное ваше желание, то, чего вы жаждали всем сердцем.

                    Серёжа нащупал в кармане крест и начал про себя читать «Отче наш». Ди поднял руку и потянулся к нему. Серёжа сделал шаг назад – и упёрся в кабинку.

                    – Куда же ты? Час расплаты настал, тебе не убежать.

                    Убежать? А это идея! Выкрикивая отрывки из молитвы, Серёжа побежал. Одинокие собаки, выгуливающие своих бледных от гиподинамии хозяев, чинные мамаши с бесчинствующими колясками, работяги, после тяжёлого дня стекающиеся к красно-белым оазисам – он лавировал между потоками людей, стараясь улизнуть.

                    – Куда прёшь, скотина?

                    – Совесть поимей!

                    – Ребёнка чуть не сшиб, сволочь!

                    Серёжу мало интересовало мнение окружающих. Забежав в какой-то переулок, он прислонился к стене и попытался отдышаться. Серёжа увидел, как противоположная стена, на которой чёрным баллоном кто-то написал слово ХУN, где «И» была интеллигентски заменена на латинскую эн, задрожала. Через мгновение прямиком из У выплыл Ди.

                    – Сигарету, – сказал он сухо.

                    Серёжа похлопал по карманам, достал помятую пачку.

                    – У меня последняя, – сказал он, откидывая крышку.

                    – Сигарету! – повторил Ди. На этот раз в его голосе послышались нотки, которые несколько лет назад добавляли в электронную музыку. Серёжа решил не спорить и протянул белую палочку.

                    – Так ты куришь?

                    – Конечно же нет. Я ведь мёртв.

                    – Тогда зачем тебе сигарета?

                    – Час расплаты. Я же говорил. Ты так глуп. Меня поражает, как ты сумел дожить до этого момента.

                    – На ты теперь, да? Погоди, сигарета? Расплата?

                    – Плата соразмерна желанию. Ты что, не читал Изумрудную скрижаль?

                    Серёжа не читал, но решил поддержать разговор:

                    – А, ну да, точно. Так за моё желание – справить нужду – ты берёшь всего лишь сигарету?

                    – Это ведь последняя. Ты сам сказал.

                    – Ха! А я-то думал, ты заберёшь мою душу или вроде того.

                    – Я не какой-то дешёвый ярморочный фокусник. В отличии от…

                    Ди не договорил – вместо этого он распался на множество разноцветных звёздочек. «Словно заставка в детской передаче» – подумалось Серёже. И что? Вот так вот просто? Нет, нервы, конечно, этот засранец знатно потрепал. Нервы, нервы, покурить бы сейчас. Ах, чёрт, он ведь забрал последнюю. Серёжа вышел из переулка и, словно насекомое, летящее к ночному костру, пошёл в сторону светящейся кислотным зелёным цветом надписи «ПРОДУКТЫ».

***

                    – Лидочка, дорогая, возьми эту книгу, и уничтожь её. Разорви, сожги, утопи – словом, чтобы ни следа от неё не осталось, – сказал Серёжа, вынося из кабинета толстую книгу, занимавшую до этого центральное место в композиции его стола.

                    – Как же так, Сергей Валерьевич? Такие деньги ведь были уплачены!

                    – Лидочка, всё ты о деньгах… Ты о людях, о людях подумай! – сказал Серёжа, кладя книгу на стол секретарши.

                    – О каких людях? – спросила она за мгновение до того, как Серёжа зашёл в свой кабинет и захлопнул дверь.

                    День прошёл как нельзя лучше. Магистр Елизар снял три порчи, два сглаза, наложил несколько особо редких заговоров, распутал энергетические потоки, перед которыми наверняка спасовал бы сам чёрный маг Турлост. Серёжа с трудом сдерживал улыбку во время сеансов чёрной и не очень магии без полного её разоблачения, и дело было не только в рекордной сумме, которую ему удалось заработать честным трудом. Он поражался тому, как ловко ему удалось расправиться с Ди. Серёжа раз за разом прокручивал в голове произошедшее, и уже успел убедить себя, что чудесное избавление, настигшее его, было не результатом случайного стечения обстоятельств, но плодом его, магистра, гения.

                    В дверь постучали.

                   

                    – Простите, можно?

                    Серёжа напрягся. Слишком скромный голос. Слишком поникший.

                    – Заходите, – сказал он.

                    Женщина – почти все клиенты магистра Елизара почему-то были женщинами – была одета слишком скромно в сравнении с прочими посетителями, что ещё больше насторожило Серёжу. Её лицо цветом напоминало бриллиантового жука. В руках она держала прозрачный файл с бумагами и фотографиями. «Я точно уволю эту дуру», подумал Серёжа. «Сказал же ей, не записывать таких!»

                    – Простите, я знаю, что вы не берётесь за лечение, мне сказала ваша секретарша. Я записалась на снятие порчи, – сказала она, будто читая мысли Серёжи. – Понимаете, вы – моя последняя надежда. Моя подруга вас так рекомендовала! Понимаете, мой Сашенька… – сказала она, кладя на стол файл с бумагами и подталкивая к Серёже.

                    Он остановил бумаги рукой и попытался подвинуть в сторону женщины. Она, в свою очередь, не собиралась так просто сдаваться, и взялась толкать файл двумя руками. После недолгой борьбы папка оказалась у Серёжи. Невольно он опустил глаза и посмотрел на бумаги. Фотография лысого, как излюбленная ведьмами гора, улыбающегося мальчугана лет девяти. Какие-то медицинские записи. «Четвёртая стадия … в связи с … признана неоперабельной … негативная динамика». Серёжа поднял голову и решительно оттолкнул папку.

                    – Я ничем не могу вам помочь. Обратитесь к врачу.

                    – Думаете, я не обращалась?! Я же не полная дура. Врачи ничем не могут помочь моему Сашеньке. Ему осталось недолго. Нам может помочь только чудо, понимаете? Только чудо.

                    – Боюсь, вы обратились не по адресу.

                    – Но как же? Вы ведь магистр Елизар, занимаетесь всеми видами магии. Дело в деньгах, да? Я заплачу, сколько нужно! Я достану любые деньги, только прошу, помогите, помогите моему сыну!

                    Серёжа закусил губу.

                    – Понимаете, я… – сказал он, прервавшись на полуслове. Женщина посмотрела ему в глаза и, наверное, поняла всё то, что он хотел ей сказать, но не мог. Она заплакала. Серёжа подошёл к ней и обнял её. Всхлипывания сменились рыданиями.

                    – И-и-и что, он умрёт, даа? – сказала она, сдерживая рыдания.

                    – Я не знаю, – сказал Серёжа севшим голосом.

                    Серёжа сидел за столом, обхватив голову руками. Ну почему, почему они продолжают преследовать его? Чёрт, он ведь потому и бросил медицину – по крайней мере, это была одна из причин. Он не выносил страданий людей, которым ничем не мог помочь. А любой студент-медик довольно быстро убеждается, что в большинстве сколько-нибудь серьёзных случаев помочь медицина не в состоянии, несмотря на весь кажущийся прогресс. Разве что облегчить страдания – или продлить агонию. Если бы пятнадцатилетний юнец, которым он был когда-то, встретил бы сегодняшнего Серёжу, он и руки бы не подал ему. Циничный мошенник, который наживается на глупости недалёких обывателей – неужели таким он мечтал стать в детстве? Во что превратила жизнь пацана-идеалиста, который мечтал помогать людям?

                    Серёжа увидел бумажный квадратик, лежащий у ножки стола. Он поднял его и перевернул – это была фотография того самого мальчика, Саши. Если бы только он в самом деле владел магией…

                    Серёжа вскочил на ноги. Ну конечно же, книга! Он бросился в приёмную.

                    – Лидочка! Книга! Где она? Быстро давай её!

                    – Книга? Сергей Валерьевич, вы же сказали уничтожить её.

                    – Ну, сказал. А теперь вот передумал. Давай сюда.

                    – Ой, Сергей Валерьевич, обещайте, что не будете ругаться!

                    – Почему я должен ругаться, Лидочка?

                    – Понимаете, в обеденный перерыв я…

                    Всё было кончено. «Какой же я идиот!», думал Серёжа. «Я просто взял и просрал – буквально – своё желание. Да что там желание – я и жизнь свою просрал. Стал каким-то клоуном. Этот костюм, этот идиотский макияж…» Он начал срывать с себя медальоны и топтать их.

                    – Сергей Валерьевич, что вы делаете? С вами всё хорошо?

                    – Со мной всё замечательно! Просто замечательно! Отлично! Охуитительно всё со мной! –сказал Серёжа и рассмеялся.

                    – Это вы из-за книги? Так я…

                    – Книги-хуиги!

                    Серёжа продолжал хохотать, словно заводная игрушка.

                    – Сергей Валерьевич, насчёт книги – у меня остались контакты человека, который её изготовил, – сказала Лидочка, когда Серёжа утих.

                    – Что? Какие контакты?

                    – Ну, того мастера, который изготовил книгу.

                    – Так что же ты сразу не сказала? Быстро давай сюда!

***

                    До Речного вокзала Серёжа доехал на метро. Он очень давно не передвигался иначе, чем на такси, однако в шесть вечера машины в Москве имеют обыкновение набиваться в артерии московских улиц и застревать там, словно холестериновые бляшки в теле старика. А времени терять он не хотел. Голос в телефоне объяснил ему, что на компьютере в мастерской, может быть, остались файлы, а, может, и не остались, и что, может быть, если он успеет до семи, в офисе ещё кто-то будет.

                    Мужчина с пивным животом и мешками под глазами, которые напоминали маленьких братьев-близнецов, состоящих с этим самым животом в близком родстве, поначалу не хотел пускать Серёжу, но Муравьёв-Апостол, гордо позирующий на фоне набережной в Хабаровске, сумел переубедить его. Через полчаса, наполненных руганью и несколькими мостами через реку Амур, обнаружилось, что текста той книги, которая нужна была Серёже, на компьютере нет.

                    Серёжа вышел на улицу и достал из кармана пачку сигарет. Последняя. Опять. Он покрутил сигарету в руке, легонько похрустывая табаком. Ну вот и всё. Какой в этом вообще во всём смысл? Он взял и смыл в унитаз своё желание. Смыл в унитаз мечту стать врачом, стремление помогать людям. На лице у Серёжи появилась гримаса отвращения. Он сплюнул на землю, задев при этом свой ботинок, и выругался. Как там было? Summa Stultitae. Вот это точно про него. Прав был Ди – такого дурака, как он, надо поискать. Серёжа щёлкнул зажигалкой.

                    Облако дыма, который приятно обжёг горло, вырываясь из лёгких в московский вечер, начало увеличиваться. Серёжа, собравшийся было сделать следующую затяжку, остановил руку, не донеся сигарету до рта. Облако постепенно начало принимать форму человека.

                    – Ди! Ди, неужели это ты!

                    – А ты кого ожидал увидеть? Дух своего покойного предка, явившегося тебе на помощь в трудную минуту? – ответило облако, почти окончательно превратившееся в Ди.

                    – Я, э, я же, ну, не произносил заклинание. Как? Как ты появился? Ты же выполнил моё желание. И получил плату. Ты ведь сам сказал, что уходишь в свой мир.

                    – С кем я разговариваю? С Сергеем? Или, может быть, с магистром Елизаром? Я смотрю, ты стал большим экспертом в области магии.

                    – Ди, знаешь, как бы то ни было, я очень рад тебя видеть!

                    – Удивительно. Совсем недавно ты всеми силами старался от меня отделаться. Знаешь, я ведь почти обиделся.

                    – Не думал, что твои чувства задеть так просто.

                    – Так ты ещё и магистр… Юмора, – сказал Ди, скрещивая руки, выпячивая губы и хмурясь. Успевший набраться красок, он начал медленно становиться прозрачным.

                    – Эй, ну ты чего? Прости, я не хотел тебя обидеть. Знаешь, я очень рад тому, что ты появился. Я хочу…

                    – Я знаю, чего ты хочешь.

                    – И? Ты сможешь сделать это?

                    – Разумеется. Но понадобится плата. И на этот раз сигаретой ты не отделаешься.

                    – Я готов.

***

                    – Это обязательно? – спросил Серёжа, разжигая камин. – Может, есть какой-то другой способ?

                    – Плата должна быть соразмерна дару.

                    – Как насчёт того, чтобы взять мою душу? У вас наверняка этот товар всегда в цене.

                    – Дарую тебе совет. За него плату брать не буду. Не стоит предлагать сущностям свою душу, даже в шутку.

                    – Эх. И дёрнул же меня чёрт ввязаться в это, – сказал Серёжа, подходя к сейфу и набирая комбинацию. – Может быть, мне это нафиг не нужно.

                    – Я могу исполнять только то, чего человек желает всем сердцем. Если бы тебе это не было нужно, я бы…

                    – Да знаю я, знаю. Не начинай, а? Не трави душу, – сказал Серёжа, раскладывая у камина пачки с деньгами.

                    – Начинай.

                    – В тот раз ты взял у меня плату после того, как исполнил желание.

                    – Ты не веришь мне?

                    – Я…

                    – Знаешь, я могу просто уйти. Останемся при своих.

                    – А, чёрт бы тебя побрал, – сказал Серёжа, кладя пачку в камин.

                    Когда последняя упаковка истлела, он сказал:

                    – Ты хоть знаешь, сколько здесь было денег? Я ведь почти накопил на квартиру в Москва Сити. Уже даже мебель выбрал. Ты чудовище!

                    – Ничего не забыл?

                    – Ты чёртов засранец, я ненавижу тебя! – сказал Серёжа, поднимая половицу и доставая оттуда ещё несколько пачек.

                    Когда и они истлели в благодарном огне, облизнувшемся, словно щенок, получивший горсть корма, лицо Серёжи, до этого искажённого гримасой, сочетающей в себе гнев и печаль, разгладилось, стало умиротворённым, отрешённым.

                    – Всё.

                    – Что всё?

                    – Исполнено.

                    Серёжа кивнул и рухнул в кресло.

                    – Что ты чувствуешь?

                    – Я… Я не знаю. Деньги… Я думал, в них есть какой-то смысл. И вот теперь их нет. А я столько сделал, чтобы их заработать. Но я чувствую себя… Лучше. Не знаю. Всё стало как-то более правильно. Знаешь, я ведь никогда не чувствовал удовлетворения от того, чем я занимался. Я не чувствовал себя, не знаю, как сказать – соответствующим себе, что ли. Я был не на своём месте. До этого момента.

                    – И что ты будешь делать?

***

                    – Девушка, я же уже сказала, Сер… Магистр Елизар не занимается вопросами, связанными со здоровьем! – сказала Лидочка, держа за плечи женщину, рвущуюся к двери, ведущей в кабинет.

                    – Да вы не поняли, я не за помощью! Я поблагодарить хочу! Сашенька-то мой, Сашенька! – сказала женщина, держащая за руку розовощёкого парнишку.

                    – Поблагодарить?

                    – Ну а как же? Сашенька-то мой, у нас обследование было назначено, на следующий день после визита к магистру Елизару. И доктор нам сказал, что никакой опухоли у Сашеньки больше нет! Будто по волшебству! Говорит, мол, невероятно – но это случилось! А магистр, ой, такой скромный, такой скромный, говорил ещё, что никак помочь не может, руками разводил. И денег даже не взял! Ты уж пусти меня, доченька, я ведь отблагодарить, от чистого сердца! Вот я огурчики принесла, помидорчики, грибочки, всё домашнее, это наша бабушка делает, да, Сашенька? – сказала женщина, выставляя на стол секретарши стеклянные банки с соленьями, словно гостья на Поле Чудес.

                    – Знаете, в любом случае, Сергей Валерьевич, ой, то есть магистр Елизар, уже неделю не появляется на работе, и на звонки не отвечает.

                    – Ой, батюшки, как это?

                    – Не знаю даже, что и делать. Я к нему домой ездила – его тоже нет.

***

                    – А чем до этого занимались?

                    – Фрилансом, – ответил Серёжа на вопрос пухлой женщины лет сорока с собранными в пучок светлыми волосами. Они сидели в просторном кабинете, на стенах которого висели грамоты, дипломы, благодарности, сертификаты и прочие знаки достоинства, которыми обычно украшает стену боевой славы любой среднерусский чиновник.

                    – А не убежите от нас? Небось к такой работе не привыкли.

                    – Не убегу.

                    – Ну ладно. Людей у нас всегда не хватает, так что возьму вас. Но с испытательным сроком! Работа у нас напряжённая, не каждому подойдёт. Тогда идите в триста первый, это в соседнем крыле. Там спросите Алису, Алису Романовну, она вам покажет всё.

                    – Спасибо.

                     Серёжа шёл по больнице и вдыхал знакомый запах, который возвращал его в то время, когда он был молодым, наивным студентом, которых хотел спасать людей. На его лице играла глуповатая, мечтательная улыбка. Он подошёл к триста первому кабинету и собирался было постучать, как дверь открылась, и на него налетела рыжая, словно спелая хурма, девушка в накрахмаленном халате.

                    – Мужчина, вы что встали? Пропустите! Тут людям работать надо! – сказала она, взмахивая руками.

                    – Я Алису Романовну ищу.

                    – Нашли. Чего хотели?

                    – Я от Аллы Борисовны.

                    – А, так это вы к нам, на скорую? – стали в голосе Алисы поубавилось. – Пойдёмте со мной. Только халат наденьте, сейчас дам вам. Да не стойте столбом! И что вы так улыбаетесь?

                    Серёжа смотрел на Алису. В её глазах он видел свет, тот самый свет, который, как ему казалось до этого момента, окончательно угас в нём много лет назад.

0

5

Вымирание

0

6

14 февраля

День святого Валентина (также Валентинов день), или День всех влюблённых — праздник католического происхождения, который отмечается 14 февраля во многих странах мира. Назван по имени одного из двух раннехристианских мучеников с именем Валентин — Валентин Интерамнский и Валентин Римский.

https://i.mycdn.me/image?id=881708214890&t=50&plc=WEB&tkn=*KR8JQ4Qht-_TCDit8_4XtQ3zckM&fn=external_8

Отмечающие этот праздник дарят любимым и дорогим людям подарки, цветы, конфеты, игрушки, воздушные шарики и особые открытки (часто в форме сердечка) со стихами, любовными признаниями или пожеланиями любви — валентинки.

Тема нашего первого конкурса неожиданно совпала с этим праздником. Однако тема влюбленности не слишком глубокая то мы предлагаем написать рассказы, миниатюры, эссе и прочие литературные произведения именно на тему влюбленности и любви. То есть показать чем любовь отличается от влюбленности или как часто люди ее путают. Возможно показать что есть влюбленность между двумя молодыми, а есть любовь к Родине ну и т.д. Конкурс творческий. Участие анонимное.

Для участия вам необходимо быть в нашем чате участником. Написать рассказ, эссе, миниатюру общим числом знаков до 15 тыс. символов. проверить можно в Ворде, Опен офисе или спросить у организатора. Свои произведения необходимо прислать в личных сообщения организатору конкурса @Wehr39 в период с 14.02.2022 по 18.02.2022. После того как будет список хотя бы из пяти рассказов организатор их сгруппирует и вывесит отдельным сообщением. Все рассказы следует прочитать, всем рассказам следует поставить оценки от наименьшего к наибольшему, либо от наибольшего к наименьшему. Свое произведение оценивать нельзя. От одного участника одно произведение. Ваши произведения будут изначально прочитаны организатором, в них нельзя использовать мат и вульгарные слова, непроверенные научные теории, спорные исторические интерпретации, грубые обобщения, смакование сцен насилия и/или секса. Оценивавшие чужих работ ориентировочно с 18.02.2022 года.

0

7

Пердулет

Макар Телянин очень любил макароны и не мог терпеть макаронизмы.
Как-то на практическом занятии научный руководитель раздавал темы для дипломных работ, а одногруппница Макара читала доклад о макаронизмах, чтобы закрыть долг:
– Это такие слова, которые целиком или частично заимствованы из других языков, часто слеплены в кучу из разных корней. Например, «автомобиль»: здесь «авто» греческое слово, а «мобилис» – латинское. «Коммунизм», «демократия» – короче, любые термины. Далее, к примеру, из нашего времени: «запостить» (опубликовать пост в соцсети), «зафрендить» (добавить кого-либо в друзья), «юзеры» (пользователи), «апгрейд» (обновление), «коворкинг» (пространство с местами для совместной работы), «коливинг» (пространство с местами для совместной жизни), «поридж» (простая каша), «смузи» (взбитый с ягодами молочный коктейль). Сам термин «макаронизм» имеет общий корень с «макаронами» – так итальянцы называли «грубую еду простолюдинов»…
И тут Лима – подруга Макара, с которой ему уже не хотелось в то время продолжать отношения, – весело брякнула со своего места – рядом с Макаром:
– А нельзя ли совсем полайтовей? А то не андестендаю почти…
Макар вдруг вскипел и тихо съязвил:
– Хватит поганить речь! Сложно сказать «полегче» или «попроще»? Нельзя сказать «не понимаю»? Полайтовей сигарет себе купи иди! Андестендаешь?
Лима возмутилась и негромко вспылила:
– Не смей орать на меня! Абьюзер доморощенный! Харассер дальневосточный!
Макар открыл было рот, но тут преподаватель – молодой и задорный ещё человек, с модной стрижкой и бородкой, в интересной кофте с соответствующим названием, – осадил Макара:
– Вы, бесценный мой, каждый день пользуетесь словами из самых различных языков, они давно уже проникли в нашу речь. Почему сейчас противитесь такому проникновению? Почему вы как грандпа старый?
Студентки заулыбались, Лима нахмурилась, а Макар невозмутимо ответил:
– Это урон языку, мне неприятно видеть, как пачкают чистую русскую речь.
– «Пачкать» – не русское слово! – кивнул преподаватель. – И что, предлагаете вернуться к мокроступам и гулять по топталищу, как проповедовали древние любители всего русского?
– Нет, – спокойно возразил Макар. – Но вот прямо сейчас США заявляют, что не прочь и ядерное оружие применить против России, всё там в боевой готовности давно, набухло и набрякло, а мы… Что, будем позволять американцам разрушать нас и изнутри ещё?
Молодой преподаватель картинно почесал свою идеальную бородку – выглядящую, как только что из барбершопа:
– Культуры взаимпроникающи, в этом залог развития. Просто надо быть передовой страной, чтобы заимствовали у тебя не только балалайки и водку, но и другое нечто.
– Это я понимаю, – Макар в нетерпении сжал кулаки. – Но права шутить над этим почему не имею?
– Вы шутите как-то уязвлённо, Макар. Вы язвите. Расслабьтесь! Релакс и донт ду ит!
И Лима подхватила с хитрой улыбкой:
– Вэн ю ванна кам…
– Не согласен… – начал Макар.
– А согласны, что и над вами можно шутить? – преподаватель сложил руки на груди. – Ибо… вай нот? Вот тогда и мне позвольте пошутить, уважаемый Макар, чьё имя восходит к греческому и значит «счастливый». Даю вам такую тему дипломной работы: «Макаронизмы: психология комичности». Все слова тут заимствованные. Эх, Макар! Куда же вы гоняете… Вы молодой человек, вам жить да не тужить! И что, чем дальше, тем больше вас будет бесить всё новое? Расслабьтесь, почувствуйте смешное во всём этом! Макаронизмы для Макара! Хороши, как макарошки моей грандмаза!
Студентки тонко засмеялись, любуясь преподавателем.
– Ну… – протянул Макар разочарованно. – Вы прямо троллите меня…
Преподаватель шутливо погрустнел:
– Троллю? Какой ещё троллинг, когда простое незлобное издевательство ради смеха?.. И ради вашего же блага?.. Вас надо спасать из коварных лап книжности!
Студентки снова захихикали, Макар же вздохнул, пожал плечами  и тихо произнёс:
– Пердулет…
А Лима несильно пнула его ногой под столом и с тихой лаской шепнула:
– Ну ты и нерд, мой френд! Шуток не чуешь! Тебе один степ до анфакабл. Вот так оконфузился! Грандмазафака!
И Макар закатил глаза…

Поздним зимним вечером Макар поехал в Ленинскую библиотеку. Нужна была «Большая энциклопедия макаронизмов», которую он так и не смог отыскать в Интернете. Точнее, он нашёл её на одном сайте в бумажном варианте, но стоила она целую треть стипендии. Таких трат на единственный пункт в дипломе Макар себе позволить не мог. Поэтому настроился на долгое сидение в читальном зале – с поверхностным чтением и невнятным фотографированием.
Макар любил Ленинку.
Величественное белое строение – поздний архитектурный модернизм: стройные квадратные очертания, крепкий кубик из бетона и стекла. Здание проектировалась как возможное бомбоубежище – в советские годы любой архитектурный объект был не простым утилитарным сооружением, а выполнял множество функций. То же метро всегда было огромным запасом чистого воздуха под землёй и необъятным убежищем. Таким же стало и гигантское каменное книгохранилище в несколько этажей над и под – отличным местом для спасения человеческих душ в случае мировой катастрофы.
Отделанные мрамором колонны, широкая гранитная лестница, стальные и деревянные панели на стенах, мощная статуя Ленина на фоне панно со множеством советских профессий – всё монолитное и добротное, внушающее уважение и трепет, но вместе с тем и уютное: те же деревянные столы с зелёными лампами-грибками казались Макару просто родными…
При самом входе у высокого окна сидела невзрачная женщина. Бежевое длинное шерстяное платье, тёмные средней длины волосы, массивные очки в роговой оправе. Макар встречал её почти каждый раз, когда бывал в библиотеке. «Лет 35, самое лучшее – 30», – так он думал. – «Не особо красивая, но фигура хороша. Жаль, что какая-то библиотечная крыса. Жаль ради неё самой, а не ради меня. Занимается тут книжной работой с утра до вечера, пока жизнь проходит мимо…»
В большой и похожей на театральную раздевалке тощая недовольная гардеробщица ворчливо приняла зимнюю куртку, бубня в медицинскую маску:
– Куда идут на ночь глядя. Карантина на них не хватает. И так будущего нет ни у кого, а всё туда же – книжечки читать!
Макар хотел что-то ответить, но мысленно махнул рукой. Прошёл в читальный зал, приблизился к пожилой сморщенной библиотекарше и заказал энциклопедию. Выбрал место с краю ряда дубовых столов, сел и включил зелёную лампу, немного подкрутив свет.
– Молодой человек, мы до девяти! Карантин! – с угрозой в голосе процедила библиотекарша сквозь маску.
– Я быстро, мне мало! – улыбнулся Макар, взглянув на статую читающего Ленина.
Вот принесли огромную энциклопедию, вот Макар зачитался, то и дело фотографируя книжный разворот.

«Америка, год 1998, город – любой, русский магазин.
ПОКУПАТЕЛЬ – ПРОДАВЦУ: Мне полпаунда свисс-лоу-фетного творогу.
ПРОДАВЕЦ: Тю!.. Та разве ж творог – свисс-лоу-фетный? То ж чиз!
ПОКУПАТЕЛЬ (удивляясь): Чиз?
ОЧЕРЕДЬ (в нетерпении): Чиз, чиз! Не задерживайте, люди же ж ждут.
ПОКУПАТЕЛЬ (колеблясь): Ну свесьте полпаунда чизу.
ПРОДАВЕЦ: Вам послайсить или целым писом?..»

Много было весёлого, много – странного. Макар зачитался, зафотографировался.
Библиотекарша чем-то прогремела – и Макар понял, что пора уходить. Подойдя к ней, увидел, что она уже оделась и ждёт.
Сдав книгу, Макар направился к раздевалке, получил от недовольной гардеробщицы свою одиноко висевшую куртку, стал одеваться. Гардеробщица ворчала:
– Я всем должна по гроб жизни! Давно бы сидела сейчас дома, смотрела бы «Новости» да радовалась, если бы не всякие вы тут…
«Библиотечная крыса» сидела недалеко от окна и ела пустые макароны из пластиковой коробочки.
Накалывала вилкой макаронину, вонзала с силой, доставала из коробочки, отправляла в рот – и методично пережёвывала.
Макар подумал с брезгливым сожалением:
«Они же теперь холодные и невкусные, все слиплись, как она может вообще…»
А «крыса» безразлично смотрела прямо перед собой и жевала.
Охранник, одетый уже в обычную зимнюю куртку, выпустил библиотекаршу, закрыл двери перед кем-то, снова открыл их, когда выходила гардеробщица, и сказал кому-то недовольно:
– Нет, до девяти! Карантин! Тут уже и нет никого! И меня тоже нет! Завтра приходите с утра! Всё написано, читать не умеете! Сам без маски!
Макар сказал «крысе»:
– Вы бы их с каким-нибудь мясом сделали, невкусно же так! И полезного – ноль! На одних макарошках не прожить…
«Крыса» удивлённо посмотрела на Макара – как будто впервые в жизни увидела говорящего человека. С трудом задышала, словно хотела ответить, но не могла.
Макар было подумал, не подавилась ли «крыса» макарониной…
Как вдруг где-то далеко и надрывно завыли сирены, вспыхнул, моргнул и погас свет, в полутьме всё вокруг мелко задрожало и с диким грохотом повалилось куда-то вбок…

Макар с трудом разлепил глаза – но это не помогло: вокруг как было темно, так и осталось, что с закрытыми, что с открытыми глазами. Он почувствовал, как по лицу сыплется какой-то песок, – щипало веки, забивало нос и рот. Макар стал отплёвываться, вытирая лицо рукавом.
И вдруг услышал, как рядом кто-то пищит и стонет:
– Мама… мама…
Макар достал телефон: светлый экран загорелся, а связи не было – ни мобильной, ни вообще. Включил фонарик и посветил в сторону стонов. Там – в пыли и непонятном дыму – обозначился какой-то серый мешок.
Макар с трудом и пошатываясь встал, шагнул к мешку по чему-то хрустящему – и понял, что мешком была «библиотечная крыса».
– Что случилось? – заговорил Макар пришибленно, не узнавая собственного голоса. – Вы живы? Что это было? Взрыв, что ли, какой-то? Теракт, может?..
– Жива… – прохрипела «крыса» низко и закашлялась. – Это… это… Это Америка… ядерное оружие…
Макар похолодел изнутри и снаружи, в его голове запульсировало – он услышал громкий стук собственного сердца:
– Что… они… посмели.. ах… Сволочи! Гады! Пердулет просто какой-то! Пердулет!
И тут же склонился над лежащей «крысой», осторожно положил руку на её плечо:
– Как вы вообще? Ничего не сломано? Можете встать?
– Могу, кажется… – «крыса» с трудом поднялась, держась за Макара.
– Где тут можно присесть? – Макар светил телефоном во все стороны, осматриваясь.
У самого входа виднелся мощный каменный завал, а всё остальное – зал, мраморная лестница, колонны – было почти в порядке, только окна были сверху донизу засыпаны камнями и бетонными балками.
Макар крикнул:
– Есть кто-нибудь тут? Есть кто живой?
А «крыса» под его рукой прохрипела:
– Нет, только я должна была остаться. Карл Иванович должен был уходить – это охранник, Надежда Святославовна уже ушла – библиотекарь, Наталья Петровна – тоже, гардеробщица.
Макар повёл «крысу» к какому-то стулу, который заметил рядом с лестницей:
– А кем вы работаете, что вы тут делаете? Я вас часто тут встречал раньше.
– Да?.. – «крыса» немного пришла в себя, смогла нормально идти, а после села на стул. – Тут столько людей ходит, я вас не помню, к сожалению… Я днём выдаю книги, а вечером и ночью тут дежурю.
Сейчас – в неярком свете фонарика и слыша тонкий лёгкий голос «библиотечной крысы» – Макар вдруг понял, что ей никакие не 35 и даже не 30 лет. Она намного моложе.
– А как вас зовут? – спросил он.
– Мила, – сказала она, протирая очки рукавом, а после надела их и посмотрела на Макара. – А вас?
– Макар. Я студент-филолог, тут вот за материалами для диплома… Кошмар, диплом, университет… Как там люди вообще?.. Лима… Как там мама моя…
– Ужас… – Мила схватилась руками за лицо. – Мамочка… Лишь бы она жива была, лишь бы спаслась…
– Ваша мама в квартире могла быть или в доме?
– Она не в Москве, она далеко в Сибири. Надеюсь, там ничего этого не было…
– Да, – Макар задумался. – А мои родители вообще на Дальнем Востоке. Может, тоже миновало их всё… Пока лучше не думать об этом. Скоро у меня сядет телефон… Ваш на месте?
Мила сунула руку в карман платья, достала крупный кнопочный телефон, нажала – телефон тускло загорелся.
– Вы поберегите заряд пока что, – Макар улыбнулся. – Пока моим будем светить.
– Хорошо…
– Простите, у вас кнопочный, а почему так? Думал, уже никто и не пользуется такими…
Мила склонила голову:
– А я не сижу в сетях, мне только маме звонить иногда.
– Извините, а сколько вам лет?
Мила смутилась:
– 20…
– Ого, так вы младше меня ещё!
Мила подняла голову:
– А что, так не подумали сначала?
Макар слегка растерялся:
– Если честно, то нет…
Мила отвернулась.
– Но вы просто так одеваетесь… – Макар подбирал слово. – Старомодно немного. Очки эти, макароны эти пустые… А если бы телефон увидел – и подавно бы так решил.
– Да просто денег нет, работаю тут на две ставки, – с печалью в голосе заговорила Мила. – И сплю тут же, потому что некуда идти. Поступила очно на филологический в МГУ, стипендию получала, а потом перестало хватать на жизнь, пришлось на заочный перевестись, сюда устроиться. А на заочном стипендии нет и подавно – вынуждена была две ставки тут взять. И общежитие не положено заочникам… Тут и готовлюсь тоже – по ночам.
– Печально это всё… А мы с вами, оказывается, на одном факультете, только я очно.
Мила взглянула на Макара и слабо улыбнулась – в тусклом свете телефона блеснули её очки.
Макар вдруг выключил фонарик и сказал:
– Будем беречь свет. А вообще… может, у вас есть спички, свечи, что-то такое?
– В каморке папы Карло есть всё, – кивнула Мила.
– Что? А где это?
– А вот тут она – это комната охраны.
– Весело так вы сказали… А давайте тогда возьмём там это всё?
– Давайте.
– И, может, на «ты» перейдём?
– Давайте, конечно.
– Пойдём! – и Макар снова включил фонарик на телефоне.
В небольшой комнате охраны – с маленьким диваном и парой шкафов – Мила отыскала свечи, зажигалку – и загорелся тусклый огонёк.
– Может, сделать факел из книг? – спросил Макар.
– Нет, вы что! – возмутилась Мила. – То есть… ты что! Их нельзя жечь!
– Мила, – спокойно возразил Макар, – у нас нет выбора. Я сам люблю и ценю книги, но наши жизни важнее… Но тут спорить не буду, потому что книжки сгорят быстро, толку будет мало. Нужна тряпка в каком-нибудь масле или жире, тогда будет смысл. Но где взять это?
– О, это есть! – Мила обрадовалась. – Смазка и всякие масла есть у механизма подъёма книг! Это в хранилище! Там такого целый склад!
И вот со свечой и фонариком на телефоне Макар с Милой нашли масло, достали подпорку из горшка с цветком – и сделали из нее факел, обмотав вокруг одного конца кусок шторы.
И уже когда факел горел, Макар заметил, что наверху – под огромным далёким потолком – виднеется что-то светлое.
Держа факел, по куче обломков Макар и Мила забрались под самый потолок библиотеки. И встали около чудом уцелевшего куска толстенного старого окна – рядом с вывернутой обледеневшей балкой, покрытой инеем.
Далеко-далеко вокруг было видно, что города просто нет, сплошные руины на всё обозримое пространство… Там и сям груды бетонных плит, там и сям – дым, пыль…
– Пердулет… – с болью выдохнул Макар. – Нас если и спасут, то… никогда… Некому спасать просто…
– Господи, как же так это…
Макар покачал головой:
– Наверняка очень многие смогли выжить в метро, там же полно должно было находиться народу, девять вечера было всего. Вот только что они там будут делать, чем смогут питаться? Есть друг друга начнут? Многие могли застрять в поездах между станциями…
Мила закрыла лицо ладонями:
– Как думаешь, они ударили так по всем городам? Или только по Москве?
Макар пожал плечами:
– В Японии были два города. У нас наверняка ещё и Питер…
– Кошмар… Чем они это оправдают, интересно…
– Да ничем, просто скажут, что мы первые хотели начать, а они успели принять превентивные меры… А то ещё скажут, что это русские сами по себе ударили. А после продолжат о чём-нибудь насущном для американцев и европейцев…
– Гады, – Мила убрала ладони от лица и до хруста сжала мелкие кулаки. – Уроды! Пер… пердулеты поганые!..
И тут же закрыла кулачками лицо – и горько расплакалась. У Макара сердце сжалось. Он по краю плиты шагнул к Миле, осторожно обнял её и запричитал:
– Ну-ну, не расстраивайся, пожалуйста! Мила! Ну что теперь, теперь – ничего. Теперь жизнь навсегда изменится… Тебе не холодно?
Мила мотнула головой, плача в грудь Макара, а он ласково гладил девушку по волосам и шутил, поглядывая, не опасно ли они стоят на обломках:
– Ты понимаешь, родная, что нам придётся теперь с нуля создать тут цивилизацию? Нарожать детей, воспитать их! А что, книг полно, читать можно с утра до вечера всю жизнь! И учить!
Мила перестала плакать:
– Не шути так! С голоду бы не умереть, пока не выветрится радиация. И от холода… И спасать нас некому. И выветрится – куда идти, что делать…
– Да, придётся ждать. Или нас спасут. Или не спасут… А где тут вода? – Макар попробовал переключить Милу на что-нибудь насущное.
Мила задумалась:
– Если водопровод сломался, то всё, её нет.
Макар перестал обнимать Милу – она осторожно отодвинулась. Макар вздохнул:
– Как тут теперь выжить? Тут только книги, больше ничего… Они так-то неплохи. Чем согреваться? Жечь книги. Чем зубы чистить? Книгами. Вырвал несколько листов, распушил – пользуйся. Что использовать в качестве туалетной бумаги? Книги, причём лучше современные – там бумага тоньше и мягче. Вот только ходить в туалет теперь некуда…
Мила улыбнулась:
– Есть идея, куда можно. Но нет идеи, чем ходить…
Макар сощурился:
– Вот! Включился юмор! Тогда можно осторожно спуститься!
И начал движение вниз – по сыплющимся обломкам. Мила последовала за Макаром, он иногда подавал ей руку, чтобы помочь. А в самом низу спросил:
– И куда же ходить в туалет?
Мила развела руками:
– В кабинет директора.
– Ого! – воскликнул Макар. – Это будет такая сладкая месть с душком?
– Нет-нет! Там просто есть огромные горшки с цветами. Можно ходить в один, а присыпать всё из другого.
– Ух ты, толково придумала!
Мила заулыбалась:
– В детстве очень любила «Робинзона Крузо» просто…
– А я недавно читал «Марсианина» – там то же самое. И «Крузо» уважаю… Эх, – Макар расстегнул куртку. – Тут пока тепло, наверное, из хранилища идёт тёплый воздух… Но вот как теперь мыться? Что вообще делать без Интернета? Но это ладно: прочитать многое можно и в книгах, просто надо найти нужную. И ты тут всё знаешь – будешь нашим проводником.
– Конечно. И с радостью.
– А есть тут где-нибудь инструменты какие-нибудь?
– Да, в каморке папы Карло!
Макар торжественно кивнул:
– Тогда сделаем мы сейчас вот что…

Мила в тёплой куртке держала факел, а Макар сооружал под потолком из подручных предметов необычную коптильню: небольшая лампадка из банки грела стальной лист настенной панели, тепло от листа шло к замёрзшей балке у самого потолка, изморозь на ней таяла и стекала – прямо в подвешенную на эту же балку пятилитровую бутыль. Всё было надёжно скручено подвернувшейся в инструментах стальной проволокой. За час драгоценной натопленной воды скапливалось почти пять литров, причём благодаря теплу от коптильни вода не замерзала.
И вот Макар отцепил бутыль от балки, спустился к Миле и налил немного воды в подставленную кружку. После взял её, понюхал, осторожно попробовал. Вода на вкус оказалась слегка солоноватой, отдавала горечью и гарью.
– Надо лист чуть иначе расположить, чтобы дым не попадал.
И протянул кружку Миле. Та с радостью приняла, обхватила, глотнула – и закашлялась, а после осторожно и мелкими глотками выпила, постоянно заглядывая внутрь.
– Вот так теперь хотя бы с водой будем! – радостно проговорил Макар.
– Да! Но… как же быть с едой?
– Проблемка…
Макар задумчиво лил из бутыли в подставленную кружку. А Мила заговорила:
– Теперь я боюсь. Боюсь, что ты меня убьёшь и съешь…
Макар чуть не выронил бутыль от этих слов. И воскликнул:
– И сдохну потом от одиночества тут?.. Ну дела…
Мила протянула ему полную кружку:
– У тебя есть сила и книги. А я – всего лишь обуза…
– Не говори так, – Макар взял кружку, сделал пару глубоких глотков, причмокнул. – Без тебя я не найду в этой библиотеке ничего… А вот ты можешь меня прирезать во сне и съесть! Почему нет? По кусочку будешь отрезать! И лакомиться, как тогда макарошками…
Мила спокойно улыбнулась:
– Не получится, ты испортишься быстрее, чем я тебя доем. Вонять тут будет опять же…
Макар хохотнул, уже поняв, что Мила шутит. А после задумался:
– Эх, что же нам делать? Цветы вот есть – их мы съедим быстро, а дальше-то что? Искать каких-нибудь крыс в ваших подвалах?
Мила вдруг пугливо огляделась:
– Может, нас к тому времени найдут…
Макар махнул пустой кружкой и понёс бутыль с водой к большому чистому ведру:
– Есть надежда на это. Не всё же население России они смели с лица Земли… Эх, – Макар перелил воду в ведро, стоявшее на стопке книг. – Вот бы можно было есть книги… Вот чего тут – видимо-невидимо.
Мила хмыкнула:
– Хм, жаль, бумага имеет нулевую пищевую ценность. Это же как пластик, только не как он…
Макар полез с пустой бутылью к заиндевевшей балке и прогудел свысока:
– Как, но не как…
Мила шутливо сощурилась внизу:
– Не цепляйся к словам, пожалуйста.
Макар повесил бутыль на крюк, поправил горячий лист, чтобы он не коптил:
– Слова – это единственное, за что тут вообще можно зацепиться…
И вдруг Макара зажгла мысль:
– Погоди! – воскликнул он. – А старые советские тут есть же, конечно? Там может быть кожа в переплётах! Или… или… Слушай! Слушай, Мила! А совсем старые книги же тоже тут есть?
Мила захлопала глазами, соображая:
– Есть, но они глубоко в подвале, по векам и по этажам. А что ты задумал?
– Там же – ух! Там же – эх! – Макар радостно спускался по камням к Миле.
И Мила вдруг заулыбалась – на её очках весело заплясали отблески факела.
– Да! – спокойно и радостно сказала она. – Там кожа животных – пергамент…

Тёмная лестница, несколько этажей вниз – и вот Макар с Милой, держась за руки, подошли к огромной тяжёлой двери. «XV-й век» – прочитал Макар надпись на табличке.
– Так! Должны быть тут!
Мила вставила ключ в замок, повернула, потянула за ручку – дверь с тяжёлым скрипом подалась, и факел осветил непроглядную тьму с какими-то торчащими рёбрами.
– Стеллажи! – сказала Мила.
Макар с факелом шагнул к первому, осветил – из тьмы показались огромные толстые книги, древнейшие и ценнейшие фолианты.
Достал одну книгу, с трудом раскрыл, разлепляя страницы, – едва понятные древнерусские каракули, красивые красные буквицы в начале глав, яркие рисунки…
– Как же жаль будет, – прошептала Мила. – Я на эти книги дышать боялась, а теперь…
– А теперь они спасут наши жизни! – Макар захлопнул тяжёлую книгу.
Мила заголосила:
– Может, будем их хотя бы прочитывать перед… этим?
– Можем, – согласился Макар. – Только тут непонятного много, мы дольше будем читать…
Мила вздохнула:
– Эх, хорошо, они оцифрованы были все. Хотя бы так сохранятся. Если вообще хоть что-то сохранилось там, за пределами… Правда, они сами ценны больше, чем их тексты. Тут нет значимых книг, мы же не в музее. Тут просто очень старые.
Макар достал вторую толстую книгу, затем – третью. Мила тоже взялась за книги:
– Давай возьмём несколько и вернёмся наверх. Мне страшно… Я кое-что тебе не рассказала.
– Что такое?
– Бери, я тоже возьму две, так мне не тяжело. И пойдём отсюда поскорее, прошу тебя!
Макар кивнул, снял со стеллажа ещё три книги, обхватил всё правой рукой, держа в левой факел, – и пошёл следом за Милой, которая несла два толстых фолианта.
Они вышли из отдела, и Мила закрыла дверь ногой. Макар освещал факелом лестницу:
– Что такое, о чём ты не рассказала?
Мила начала подниматься по светлой лестнице:
– Есть одна легенда. О пропавшем библиотекаре. Он был француз из Сопротивления и в военные годы работал в нашей библиотеке, она тогда ещё не вся была построена даже. Фамилия у него была немного смешная – Перду, Жак Перду… И вот как-то крысы, жившие тогда в подвале, сгрызли какую-то книгу. Не пергаментную, а самую простую, если не путаю. Тогда дорогие тут ещё не хранили, не было условий. Перду пошёл в подвал и поставил там мышеловки. Одна огромная крыса попалась, а ведь тогда люди были чудаковатыми, в разное верили… Поэтому Перду решил её распять – в назидание остальным крысам. Чудной и мерзкий… Наверное, решил, что они испугаются и куда-нибудь убегут. Соорудил что-то богохульное, растянул там несчастное животное. И… всё, крысы действительно пропали. Тут и там находили их окровавленные трупы, а потом – всё прекратилось. Но… сам Перду тоже после этого неожиданно пропал.
– Да наверняка сбежал просто в свою Францию, когда война закончилась! – Макар поудобнее обхватил тяжёлые фолианты.
– Погоди, это ещё не всё. Старожилы говорят, что Перду настолько оголодал в плену, когда воевал в Сопротивлении, что… трупики крыс не выбрасывал, а ел.
– Фу-у-у…
– Да. А после уже периодически стали пропадать люди…
Мила шла вверх, держа толстые книги под мышками. Макар старался нести факел так, чтобы жар от него не попадал на Милу:
– Ну так время было непростое, кто знает, что случалось с ними…
Но Мила не слушала:
– И вот уже в 90-е годы пропала одна библиотекарь. И тоже последний раз видели её в хранилище, а после – кровавые следы между стеллажами… И книги дорогие пропали.
Макар усмехнулся:
– Ну тут могли просто красть книги и продавать их – всё-таки такое время началось. А коллегу твою, скорее всего, прошу прощения, убили. Возможно – официально свалили на неё и пропажу ценного. Если это не она сама всё воровала и продавала, а после – счастливо исчезла.
– А мы вот с библиотекарями думаем, что это Перду. Этот осатаневший француз где-то в подвалах прячется. 70 лет! Не веришь? Думаешь, что это бред? А мы верим, что он мог уволочь ту женщину для чего-то. Может, для еды, может – для потомства. И не так давно ещё пропадали люди…
Макар засомневался:
– А почему никто не расследует это?
– Кому расследовать, – опечалилась Мила. – Тут работают в основном одинокие люди, их мало кто может хватиться…
– Очень это подозрительно.
– Не веришь мне? Но я не одна об этом знаю! Разные люди в разное время слышали в хранилище странные выкрики, иногда оттуда доносится какой-то непонятный смех, что-то как будто скрежещет…
И действительно – Макар вдруг услышал странный далёкий скрип.
В затылок кольнуло – по спине пробежала горячая дрожь.
Мила и Макар прибавили шаг. Под конец подъёма – у самого выхода в главный читальный зал – Макару показалось, что кто-то поднимается следом за ними, – как будто взбирается вверх по лестнице, прямо по непроглядной темноте…
Мила охнула:
– Ой, я дверь в отдел не закрыла на ключ, руки же были заняты!
Макар попытался пошутить, но голос его задрожал:
– Сквозняк, наверное, гонится, а не что-то другое… А книги никуда не убегут… И вообще не бойся: поймаем эту крысу, эту… Перду – и тогда будут макароны по-флотски… Из пергамента макарошки, из крыски – котлетки… Котлетки-пердулетки!
Но Мила безо всякой улыбки сурово замотала головой, открывая ногой дверь в читальный зал.

Одна древняя страница, другая, третья. Все были скатаны в тонкие трубочки с рукописными буквами, все разрезаны, все опущены в кипящую воду, все разбухли, постепенно слегка раскручиваясь.
Из куска перил – тренога, на ней – кастрюля охранника, под кастрюлей – мощная лампада из широкой банки.
И вот в круглую пластиковую коробочку Милы Макар накладывал ложкой разваренные биточки. Мягкие, сочные, пахнущие тёплым домом и чем-то родным, испещрённые тёмными славянскими буквами.
Мила пронзала одну макаронину вилкой, подносила ко рту, дула, остужая, а затем немного откусывала. Жевала и глотала:
– Есть можно, даже более чем!
– Поди, вкуснее твоих настоящих макарошек! – смеялся Макар.
– Ещё бы! Те холодные были всегда, а тут…
И Макар накладывал в бывшую тарелку охранника оставшиеся «макароны» – кое-где разварившиеся и развернувшиеся. Протыкал их вилкой, подносил к лицу, нюхал – ну просто как обычные макароны из студенческой столовой! Правда, исписанные витиеватыми буквами, но по запаху и вкусу…
– М-м-м, – тянул Макар. – Мы не умрём с голоду! Это точно! Просто… просто пердулет как вкусно!
Мила, жуя, поморщилась:
– Что ты всё время используешь это слово? Сам говорил как-то, что любишь чистую русскую речь, а не можешь избавиться от этого паразита.
– Да оно смешное, жаль его почему-то.
Мила назидательно подняла вилку:
– Оно – замена матерного слова и похоже на другое грубое слово. А мне с самого начала вообще напоминало про нашего Перду – француза в подвале…
– Да, всё так, – Макар с улыбкой жевал. – Слово нехорошее, действительно. Согласен! Тогда, пожалуй, и вправду не буду его использовать.
Мила смутилась:
– Прости, не хотела на тебя давить. Если хочешь, то пользуйся им… Чего это я… У тебя и без того речь одна из самых чистых, которые я слышала.
– Ты не Мила, ты милая, – ласково сказал Макар, вонзая вилку в очередную «макаронину».

Посуда была вымыта, Мила в свете факела рассматривала страницы фолианта, а Макар мастерил причудливую конструкцию из зеркал – над одним из столов. Укрепил зеркала, а после согнул зелёную лампу так, что она повисла чашей, залил в неё немного горючего, сплёл из куска шторы большой фитиль, окунул его в лампу, повесил на проволочке – и поджёг. Лампа загорелась – неярко, но огонь отразился от зеркал так, что теперь они вдвоём с Милой смогли бы сидеть за столом и прекрасно читать.
– При этом меньше сгорит воздуха! – воскликнула Мила. – Ты же просто молодец!
Макар удовлетворённо улыбался.

И вот пришло время ложиться спать – по ощущениям. Усталость, сытость – всё клонило в сон. Телефон Макара окончательно разрядился, а телефон Милы показал 22:37. Мила ласково предложила:
– Пойдём в каморку папы Карло, там есть диван, он узкий, но раскладывается.
– Папы Карло, эх… С нарисованным очагом?.. – Макар сощурился. – И что, будем с тобой вместе спать?
Мила развела руками:
– А что ты предлагаешь? Соорудить кровать из столов и так спать? Зачем, если это хуже? И… холоднее?
Макар смотрел прямо перед собой, но мимо Милы:
– Затем, что я молодой мужчина, а ты – красивая девушка, которая мне нравится.
Мила потупила взор и тихо спросила:
– Как же быть?
Макар вздохнул:
– Ну… от нас с тобой сейчас так воняет, что точно ничего не захочется…
– Эх, да, вот ведь ещё проблема…
– Никакая не проблема! После сна решу её! Уже знаю, как!
Мила посветлела лицом и улыбнулась:
– Молодец ты! Повезло мне с тобой!

И вот они лежали на разложенном диване в маленькой комнатке – недалеко от бывшего выхода из библиотеки. Не раздеваясь, в кофте, в брюках, в платье – лишь разувшись. Лампадка из банки горела на стуле рядом.
Макар тихо и задумчиво спросил:
– Чем же зубы теперь чистить? Разболятся ведь… Может, книгами? Распушить страницы – и так?
Мила тихо и ласково зашептала сбоку:
– У меня есть щётка. У Карла Ивановича тоже найдётся наверняка – тут, в каморке, в его ящике.
– Фу… но что теперь, ладно, проварю её. Столько всего тут есть, такие помещения огромные, и тут вдруг – уютная каморка папы Карло… Ты всегда тут спала?
– Да, конечно.
– И такое огромное книгохранилище доверяли одному человеку?
– Да. Но только это крыло. В других есть свои смотрители.
– А-а-а, понятно… Выжили они, как думаешь… Из окна не увидим, наверное, всё завалено обломками… – Макар вздохнул. – А вот интересно, откуда вообще тут берётся воздух? Кажется, только с улицы и может быть?
– Нет, – шептала Мила. И Макар чувствовал, как от её дыхания исходит тонкий приятный запах – тёплых книг. – Не с улицы берётся. Так все задыхались бы от нехватки кислорода, когда двери закрыты. Воздух берётся из-под земли – из метро.
Макар удивился и даже привстал, опершись на локоть и глянув на Милу:
– Да? То есть что, тут есть какое-то прямое сообщение с подземкой?
– Да, – Мила лежала без очков, с закрытыми глазами – Макар видел её в полутьме. – У многих московских зданий есть такие тайные ходы. Чтобы чиновники могли сбежать и спастись – в случае чего. А ещё воздуха полно в книгохранилище. Оно по объёму в несколько раз больше, чем сама библиотека.
– А, точно, понятно… Эх, ну и дела… Как во сне с тобой сейчас… Заснуть бы – и проснуться в прежнем мире…
– Где я бы лакомилась макаронами, а ты – макаронизмами…
– Как хорошо, что ты юморная! – Макар ласково сощурился в полутьму – на лежащую Милу, откинулся на жёсткий матрас, улыбнулся и закрыл глаза. – Спокойной ночи, Мила!
– Спокойной, Макар!
И Макар дунул на огонёк в банке – а тот тут же погас.

Макар проснулся от громкого шороха – он раздавался в основном зале, где была статуя Ленина и где они с Милой готовили макароны из книги.
Пошарил рукой и наткнулся на телефон Милы, нажал на кнопку – Мила осветилась – лежала рядом и спала.
Макар привстал на диване – шорох в зале перешёл в непонятный скрежет, затем вдруг с грохотом свалилось что-то металлическое.
Макар вскочил – и Мила тоже.
– Что там? – шепнула она.
– Не знаю… – Макар с тусклым телефоном прошёл к двери, приоткрыл, выглянул – и услышал, как кто-то убегает в сторону книгохранилища.
Только звук от ног этого кого-то не напоминал человеческий.
Скорее, это была огромная осторожная собака.
Макар, светя телефоном, обулся, завязал шнурки, быстро зажёг факел и выбежал с ним в зал.
Кастрюля из-под «макарон» была опрокинута и отброшена далеко от того места, на котором всё готовилось, тренога валялась рядом.
Мила спешно подошла к Макару, а тот задумчиво смотрел на всё вокруг: на кастрюлю с разлитой водой, на далёкую и приоткрытую дверь в книгохранилище.
– Слушай, Мила, дело плохо. Нам надо готовиться к худшему.
– Теперь и ты веришь в это… – Мила опустила голову. – Да, я слышала разные звуки и раньше, когда спала тут. Поэтому и верила во все те легенды.
– Глаза не лгут. И уши – тоже. Наверное, эта тварь почувствовала, что теперь выйти – можно…
– Но как мы подготовимся? Чем защитимся? Палки острые сделаем, какие-нибудь копья?
– Это тоже можно. Но у меня есть идея получше.
Макар взглянул на телефон Милы – 08:33. Затем подошёл к столу с зеркалами и лампой, зажёг фитиль, сел на стул, взял карандаш и начал чертить:
– Вот так и так. Тут струны от карниза возьмём, тут от ручек ящичков с картотекой оторвём острые клинышки – пойдут на наконечники, тут возьмём деревянные колышки от вешалок – они сгодятся по длине и ровности. Сюда пластинку из перила – вырежу, инструмент есть. И вот так получится… арбалет!
Мила недоверчиво смотрела на чертёж:
– Сложно так. А почему не простой лук?
Макар почётче прорисовал пару мелких деталей:
– Лук не так мощен. Нужно что-то такое, на что нажал – и стрела вылетела. Кто там знает эту пердулетину, она может кинуться в секунду, я и натянуть не успею… Тут и стрелы небольшие… А для лука нужны длинные – сложнее такие найти.
Мила кивнула:
– А если промахнёшься? Потом как натянешь тетиву?
– А вот надо предусмотреть тут такой рычажок, который так отводишь, а он…
И Макар продолжил чертить. А Мила кивала.
После, когда Макар осторожно вырезал ножом деревянную основу, Мила сверялась с чертежом.
И вот арбалет был готов. Небольшой, всего три десятка сантиметров в длину, он напоминал длинный пистолет, к которому на мушку приделали поперёк маленький стальной лук.
Мила восхищалась:
– Здорово! Слушай, как отлично у тебя получилось! Ты рукаст! Теперь и мне бы тоже нужно такой арбалет!
Макар довольно улыбался, подравнивая ножом деревянную ручку:
– Знаешь, мы с тобой потерянные люди, тот француз был – Перду, а на французском это perdu как раз означает, если не путаю, «потерянный» или «пропавший». Ты уже сказала, что у меня есть слово-паразит… Короче, я хочу исправиться. И поэтому назову это устройство «пердулет»! Чтобы паразит стал полезным! И помог победить другого паразита!
Мила счастливо и негромко засмеялась:
– Вот так пердулет!
Макар закивал, просто так целясь в сторону статуи Ленина:
– Он самый!

Выстрелы из пердулета производили мощное впечатление: болты-стрелы настолько глубоко пронзали деревянную дверь, в которую стрелял Макар, что одну из стрел он даже сломал, когда вытаскивал.
А после Макар сделал второй пердулет – по прежнему чертежу. Но не стал сильно натягивать струну – чтобы Миле было проще самой заряжать оружие. На всё это ушло несколько часов – и телефон Милы оканчательно погас, когда Макар посмотрел время в последний раз.
Мила накормила Макара свежесваренными «макаронами» – приятными на вкус, сочными. И во время обеда Макар спросил:
– Ну что? Будем ждать? Или сами нападём первыми? Он ведь где-то там…
Мила поёжилась, допивая бульон из своей пластиковой коробочки:
– Лучше ждать. Он чувствует ночь. Сам придёт. И лучше… ловить на книжку.
– Как это?
– А вот так, – Мила поставила пустую коробочкк на стол. – Мы сварим страницу и положим где-нибудь на полу. Ночью это… существо приходило явно на запах еды. Значит, и сейчас может так же.
Макар кивнул.
И после обеда снял ещё одну стальную панель со стены, соорудил ещё одну лампадку. Снова они вдвоём отнесли в кабинет директора огромный горшок с цветами, высыпали из него землю. А дальше Макар помыл горшок – в нём, казалось, поместилось бы вёдер пять воды – и приспособил его под потолком – на балке, рядом с тем местом, в котором выпаривалась питьевая вода. Только лист был больше и вода стекала в горшок быстрее.
Мила радовалась:
– Неужели мы и помыться здесь сможем? И бельё постираем? Хочется в это верить!

И снова вечер, снова вкуснейшие книжные макароны…
А после – спокойное мытьё прямо в прохладном туалете.
В полутьме Макар лил на Милу тёплую воду, а она мылилась средством для мытья посуды.
– Только не смотри, пожалуйста! – просила Мила.
– Даже если бы и хотел, то ничего бы не увидел, – иронизировал Макар. – Но не потому, что ничего нет, а потому, что…
– Шутник ты неисправимый…
А после Мила лила воду на Макара – и тот мылился, смывая с себя грязь и ужас недавних дней…

Глубокая ночь, страница свёрнута, порезана, сварена и лежит у входа в книгохранилище – в виде горки макарон.
Факел не погашен, но спрятан за стальными панелями, весь свет от него уходит в сторону.
Почти ничего не видно, но всё хорошо слышно – потому что Макар и Мила стоят и не дышат.
И вот дверь приоткрывается, из неё выползает непонятное существо: то ли небольшой человек, то ли огромная крыса…
Макар чувствует, как бешено и гулко колотится его сердце, а рядом – сердце Милы.
– Перду… – шепчет Мила.
Непонятный мутант останавливается рядом с горкой макарон, глаза его сверкают красным.
Макар поднимает пердулет, целится – и стреляет.
Болт с тихим свистом проносится по залу и сочно вонзается в бок мутанта.
Огромная крыса вдруг душераздирающе визжит – человеческим голосом:
– Коммунисты! – и разворачивается в сторону Макара и Милы.
Затем орёт:
– Комсомол!
Быстро ковыляет к ним, а потом – стремительно бежит.
Макар дрожащей рукой заряжает пердулет – и снова стреляет в крысу.
– Репатриация! Анонимка! – не унимается она.
Макар промахивается – болт проносится мимо. А крыса снова кричит:
– Демократия! Федерация! Вааааучер!
Становится на задние лапы – и прыгает.
Хватает передними лапами Макара – и вопит на него:
– Коворкинг! Поридж! Смууууузи!
Кидает Макара на пол, упирается ему в грудь мощными лапами.
И вдруг прямо в острозубую пасть крысы вонзается стрела.
Макар лёжа задирает голову – это Мила выстрелила и попала точно в цель…
Макар высвобождается, перекатывается по полу, заряжает свой пердулет третьим болтом, прыгает к крысе – и выпускает стрелу в её голову.
Крыса из последних сил отскакивает и сшибает шкаф с открытыми полками, на которых стоят современные книги. Всё обрушивается, заваливая мутанта.
Макар кричит:
– Ты умница, Мила! Ты спасительница! Мы это сделали! – а затем достаёт из стальных панелей факел, подходит с ним к поверженной крысе.
Та уже не дышит, только слабые конвульсии говорят о том, что эта груда шерстяного мяса только что хотела на них напасть. Книги скатываются с крысиного тела.
– Коливинг… – выдыхает крыса.
– Ах ты Сплинтер проклятый… – шепчет Макар.
Мила тревожится:
– Всё трясётся в груди… А вдруг там ещё и другие есть? И они мстить придут? Слышал, она… он… слова кричал разные…
Макар склоняется над крысой, вглядываясь в её морду, полуприкрытую книгами:
– Найдутся ещё болты! Зарядим ещё пердулетов! А слова все те – поганые! Ненавижу макаронизмы!..

Освежёванная крысиная туша – огромная, разрезанная на небольшие куски. Часть – на заморозку. Часть – в кастрюлю. Сочные макаронины, надписанные тёмной кириллицей, и небольшие филейные куски мяса.
Макар и Мила – после всех волнений и бессонной ночи – с удовольствием завтракали макаронами из страниц, нанизывая кусочки мяса на вилки, разжёвывая и протяжно глотая – как будто хотели растянуть и запомнить этот вкус.
– Вот так, – сладко говорил Макар. – Самое то. Лучше ничего и нельзя себе представить.
– Это невероятно вкусно, – подтверждала Мила. – Просто не верю самой себе.
– И не поверят, кому расскажешь. Да и рассказывать никому не станем. Может, если только в дневнике, есть пара мыслишек… Да и диплом хочу всё-таки начать – а что ещё делать…

Когда после всего они – чистые, сытые и довольные победители – лежали на неудобном диване, Макар сказал:
– Невероятно жесткий. Давай его мягче сделаем!
– Но как? – Мила уже ждала, что Макар придумает интересное.
– Есть идея!
И Мила ласково и довольно заулыбалась – как будто теперь уже точно знала, что у Макара всё всегда получается и счастливо решается.
Макар принёс огромную стопку простых книг – современных – и штору.
– Надо вырвать все страницы. Сделаем матрас!
Мила стала легко, спокойно и даже радостно рвать книги, мурлыча что-то себе под нос, какую-то песенку.
Макар любовался Милой, раздирая всякие любовные и детективные романы.
И вот все книги были разорваны, их страницы вспушены, а штора набита ими и зашита ловкими пальцами Милы – вокруг. Вышел огромный, мягкий и плоский пуфик.
Молодые люди лежали на нём. И Макар взял руку Милы в свою.
– Слушай, у нас ведь почти всё теперь есть: хлеб, зрелища… Мы можем мыться, мы читаем, мы мастерим и не скучаем… А как насчёт… Ты бы… хотела?..
Мила потупила взгляд:
– Думала об этом. Но… я так не могу, мне нужно время… К тому же…
– Что?
– Ну… У меня никого никогда не было. Я не целовалась даже ни разу…
Макар удивился:
– Как это возможно в наше время? В 20 лет?..
Мила опечалилась:
– Да я серая мышка, библиотечная крыса, парни меня сторонились. Ты тоже вот только сейчас на меня смотришь вообще. Даже и не знаю, почему так. Но всё книги, книги… Я всё читала, было не до отношений. Был один друг в школе, но несерьёзный, да с ним и не очень интересно было. После школы приехала в Москву, работать пошла сюда, когда поступила, библиотека просто съедала всё моё время.
Макар задумался. И ведь действительно, чего таить огрехи – с самого начала подумал, что ей за 35, – и не познакомился бы с ней, скорее всего, если бы не те пустые и настоящие макароны.
– Ну вот, печально… – протянул он. – Ты ведь по-настоящему красивая, просто одеваешься как-то дубово. Фигура у тебя вообще отпадная.
– Спасибо…
– Умная, красивая, просто шикарная… Никакая ты не серая мышка! Ты видела этих мышек, ты видела настоящую библиотечную крысу – они совсем не такие!..
Мила вдруг вытянула руку из руки Макара, закрыла ладонями лицо и заплакала. Макар встрепенулся:
– Ты чего?.. Ну не плачь, пожалуйста! Всё же хорошо! Победили Перду этого проклятого!
– Я так испугалась, до сих пор всё дрожит…
– А я-то…
– Ты бесстрашный. И опытный.
– Да какой там. Я и сам перепугался… Я и сам не особо-то встречался с кем-то… Подруга Лима… была, но теперь уже всё, мы расстались прямо перед этим всем… Никого теперь нет. И жизнь надо начинать – с чистого листа.
Обнял Милу, придвинулся, взглянул в её глаза – и губы молодых людей соединились…
И любовным ложем для них стали хрустко и нежно шуршащие мягкие страницы…

А после – когда Мила безмятежно спала, закутавшись в штору, – Макар вышел в зал, сел за стол, зажёг огонь в лампадке, взял чистый лист, карандаш, взглянул на тёмную и величественную статую читающего Ленина – и начал писать.
«Я очень любил макароны и не мог терпеть макаронизмы» – вывел он в верху белого листа. Но подумал получше, перечеркнул «я» и начал иначе:
«Макар Телянин очень любил макароны и не мог терпеть макаронизмы».

Да, вот так.
А завтра я продолжу читать и писать. Времени у нас теперь впереди – целая оставшаяся жизнь. Читать нам теперь – не перечитать. Есть нам теперь книги – не переесть. Спасут нас или нет – не важно. Выходить в этот постъядерный ад – тоже нет смысла. Спасёмся как-нибудь. И жизнь продолжится тут.
Завтра подумаю, как можно сделать лежанку или два каких-нибудь гамака у нашего окна. Всё-таки нужен солнечный свет, днём лучше проводить время там, ближе к солнцу.
А если Мила забеременеет – тем более будет нужно. Для неё и малышатины.
И мне интересно, что там дальше в подвале, откуда приходил Перду? Может, там и вправду есть реальненький какой-то выход в метро, а в нём теперь наверняка много спасшихся…
Лишь бы это были не новые Перду вонючие.
А то пердулетов на всех не напасёшься…

Подпись автора

https://nick-name.ru/forum/%C4%D1%C2.gif

0

8

Точки

Колёса стучали. За окошком поезда тянулась нескончаемая стена заснеженных елей. Пассажиры читали газеты, расставляли на листках точки, играя в морской бой, слушали радио, готовили билеты на проверку.
Негритянка оторвалась от пейзажа, покопалась в саквояже, достала крошечный семейный портрет и повесила его на крючок для одежды у себя над головой. Мужчина, сидевший на противоположной полке купе, напрягся:
– Либерти, что ты делаешь? – он почесал рыжую щетину.
– Украшаю временный дом.
– Слушай… до Москвы далеко, но четыре дня это не четыре года… какой тут дом.
– Мне так проще, – девушка пожала плечами.
К пассажирам зашла кондуктор:
– Добрый день. Билеты, пожалуйста.
Женщина на пару секунд оцепенела при виде чернокожей, а затем села на нижнюю полку. Мужчина предъявил билеты. Тёмно-белый лес наконец-то сменился светло-белым полем. Кондуктор надорвала бумагу, а затем засомневалась:
– Оба билета… на вас, сударь?
– Да. Она беженка из СССШ. Будет работать со мной. У неё сейчас нет паспорта. На станции нам говорили, что всё в порядке.
– Ясно, – женщина вернула билеты. – И что за работа?
– Будет петь в моём квартете. «Точки над і», – он показал кавычки пальцами.
– О, вы музыкальный распорядитель. А что, негры как-то по-особенному поют?
– Можно и так сказать, – улыбнулся мужчина.
– Как прелюбопытно… – кондуктор встала. – Добро пожаловать в СРА. Желаю вам удачи!
– Спасибо, сударыня, – ответила чернокожая.
Поездка продолжилась. Либерти с интересом разглядывала гранёный стакан чая в витиеватом вычурном подстаканнике. Мужчина всё рассказывал о своих планах, оживлённо жестикулируя. Казалось его рыжие волосы рыжели ещё больше во время таких монологов. Он старался подбирать слова на английском, чтобы спутница его лучше понимала, но то и дело переходил на русский:
– …Понимаешь, аудитория от Бреста до границы с Канадой это пол мира. Но что на счёт второй половины, а? Вот и я говорю, пора ориентироваться на международную эстраду. Музыка для всего мира. Музыка для всех. Понимаешь?
– Бреста? – смущённо переспросила девушка, чтобы поддержать разговор.
– Ну, Брест. Белорусы. Излишняя вежливость, хоккей, берёзовый сок, красный василёк на флаге…
Она пожала плечами.
– …Ладно, – он махнул рукой, – не важно. Познакомишься с одной особой. Так вот… так вот… Что у нас есть масштабного в культуре? Банд-шансон? Гадость же. Ещё эти их разборки: северное побережье против южного. Кепки с символами Питера и Одессы… это нет то. Нет, извините, – он важно тыкнул пальцем в столик, будто спорил с целым консилиумом, – это не то. Простите. Но это не музыка нового времени. Новая эпоха — эпоха пластика. Это создание музыки на вычислителе. Понимаешь, все ноты это только нули, единицы и двойки…
Колёса всё стучали.

Сойдя с поезда, Распорядитель пояснил, что другие участницы также прибудут на вокзал сегодня. Пара отошла от привокзальной площади с бирюзовыми домиками.
– Вот, – мужчина тыкнул в логотип с огромными жёлтыми буквами «Мс» – подождём их в Масленице.
Либерти никогда не видела, чтобы кафе представляло собой натуральный конвейер по выдаче п пищи в таких больших количествах. С заводской столовой или завтраком из кукурузы и макарон это было не сравнить.
Вскоре появилась первая участница. Щуплая девчушка с трудом волокла за собой чемодан на колёсиках. Трудно было поверить, что кому-то настолько миниатюрному действительно требовалось столько вещей. Мало того, девушка одной рукой прижимала к носу белый платок, будто остерегаясь запахов вокзала, из-за чего чемодан было тащить ещё сложнее. Хорошо, что Распорядитель поприветствовал её и пришёл на помощь.
– Вера Вужевич, – наконец представил он артистку. – А это Либерти Шэд.
У Веры был вычурный макияж: жёлтые тени на глазах и тёмная помада. Про себя Либерти подумала, что так её будет проще отличать от других белых. Она улыбнулась и протянула руку. Вера не подала руку в ответ. Тогда Либерти засмущалась и просто чуть прикоснулась к открытому плечу девушки в качестве приветствия. Это было ошибкой – Вера пискнула, одёрнула плечо как ошпаренная, экстренным движением вытащила откуда-то влажную салфетку и протёрла место касания. Распорядитель хлопнул себя по лицу ладонью:
– Вера, ты совсем уже? – он покрутил пальцем у виска. – Прости, Либерти, это у неё… ээээ… мизофобия в общем.
Чёрная даже не поняла, что произошло.
– Но её кожа… – попыталась оправдаться Вера.
– Ни слова больше, – осёк её мужчина.
Следующей на вокзале объявилась Любовь Лускиенко. Девушку легко было найти в толпе. Во-первых, по высокому росту. Во-вторых – по оборачивающимся головам. Одетая в полушубок и обтягивающую мини-юбку она легко приковывала взгляды. Чтобы мужчины не посчитали её фигуру вульгарной, Любовь следовало нарядить в тулуп и мешок из-под картошки. У неё не было с собой чемодана. Весь скарб умещался в дамской сумочке с отделкой под чешую.
Четвёртую участницу квартета встретить не получилось — пришлось искать. «Готов поклясться, она просто залипла в свой дурацкий Игра-с-собой как обычно» – причитал Распорядитель.
И вправду! Первой потеряшку нашла Либерти. Причём по музыке. Нечто издавало пережатую, писклявую, но всё же легко угадываемую мелодию русской народной песни. Негритянка даже могла вспомнить слова: «Ой, полна, полна моя коробушка, есть и ситец, и парча, Пожалей, моя зазнобушка, молодецкого плеча!»
Девушка, такая же красивая как Вера и Любовь, просто стояла у стены, и не мигая, напряжённо, затаив дыхание, смотрела в крохотное устройство с крохотным экранчиком у себя в руках. Она суетливо нажимала на кнопки тонкими замерзающими пальчиками. Её коробочка то и дело выдавала: «уУу!», «ууть-ують».
Девушка наконец-то подняла, что её обступили люди и виновато подняла красные, раздражённые глаза:
– Надежда Немигова, – представил игроманку Распорядитель.
– Здрасьте… – игрушка в руках печально зашипела: «И-а! а-о-а!». – О, это ты негритянка, которую мы ждали. Мы не знакомы. Привет-привет, то есть… Hello there.
– Я говорю по-русски, – улыбнулась Либерти и смущённо покачала ладонью туда-сюда. – Более-менее.
– О, – она отлипла от стены, – ну наконец-то в русскоязычном ансамбле кто-то ещё разговаривает по-русски.
– Не трэсні ад радасці, – прозвучало из-под белого платочка.
Любовь закатила глаза и поправила шлейку сумки.

– Заказывайте что хотите, – объявил Распорядитель, когда все наконец оказались в сборе и заняли столик в Масленице. – Я в уборную.
Подносы с конвертиками блинов, картошкой по-французски и бокалами «Буратино» опустились на стол.
– Надя, ты взяла с икрой? – Вера приподняла бровь.
– Распорядитель же сказал, что угощает.
– Ага… пэўна, – кивнула Вера. – Так что, у них закончились блины, фаршированные золотом?
– Ха. Ха. Ха. – Надя недовольно зыркнула в её тарелку: – А вы хотя бы с фантазией заказы выбирали. Драники? Оригинально. А если бы у них не было Ключика, ты бы небось взяла Крамбамбулю?
– А вот и взяла бы, – Вера придушила коллегу взглядом.
– Икра реально как-то по-пански, – поддержала Любовь. – Взяла бы в комплекте губозакаточную машинку тогда уже.
– Ой, всё! Чё вы аппетит перебиваете, – облизала пальцы Надя. – Это же всего лишь Масленица, а не настоящий ресторан.
– Всего лишь?.. – с непонимающим видом спросила Либерти, не привыкшая к такому количеству еды.
Трое девушек удивлённо обернулись на неё, поутихли и медленно зажевали.
– Ну, что? – за их спинами появился Распорядитель. – Стоило только оставить вас на пять минут, как успели перегрызться из-за блинов. Из-за блинов! Классические «точки»… Надеюсь, вы хоть с новенькой подружитесь.

Мужчина рисовал карту прямо на салфетках, объясняя план будущего турне для набора популярности. Наконец, будто последний кусочек пазла, он положил между подносом и горчицей салфетку с дугой, обозначающей амфитеатр:
– Второй фестиваль международной песни в Витебске, – он дополнительно постучал пальцем по салфетке, как бы придавая ей важность. – Прошлый прошёл на ура. Я договорился. Трансляция на огромную аудиторию. Именно к этому моменту мы должны определиться с тем, как будем выглядеть и что будем петь. И да, нам нужен шлягер. Песня-визитка.
– А что по деньгам? – уточнила Любовь.
– Ну… – рыжие волосы будто остыли. – Тут как пойдёт. Мне нужно будет сейчас дополнительно снимать квартиру для Либерти. Это минус к бюджетам. Думаю, вы всё понимаете.
– Почему бы ей просто не пожить у кого-то из нас? – спросила Надя.
– Например?
– Например, пока мы в Москве, у меня дома, – завершила мысль Надя.

Либерти с удивлением разглядывала просторную квартиру с высокими потолками. На родине такие она видела только в домах, построенных ещё при Айронсе.
Маленький брат Нади тащил куда-то доску с проводами. Он разминулся в коридоре с Либерти:
– Здравствуйте, сударыня негр, – чуть поклонился мальчишка. – Чувствуйте себя как дома в Америке… хотя, подождите, я не это имел в виду.
– Эй! – окликнула его Надя. – Куда ты потащил мой Свыч, маленький засранец?!
– Сестрица, мы тут это, с соседушками поиграем.
– Хватит таскать мои вещи к друзьям. Хотите поиграть? Таскай к ним, вон, Шах-две-шестьсот.
– Но Шах старый как говно мамонта, а в Свыче восемь бит!
– Положи вычислитель и картриджи на место!
Комната Нади оказалась обита ковролином, уставлена игрушками из Чебурашкограда и техникой. Более всего выделялся синтезатор Yamaha, напоминавший пульт управления космическими полётами. На стенах висели разные постеры, испещрённые иероглифами и изображавшие катастрофы: цунами, извержение вулкана, землетрясение, и… гриб.
– У вас такое можно вешать на стену?
– Плакатики? Конечно, – Надя упала на бесформенный мешок, видимо, служивший креслом. – А что у вас вешают на стену?
– Например, портрет генерального секретаря Че Гевары. Но, в последнее время стали поговаривать, что Че Гевара также был предателем коммунистик идеалов.
– Ясно… это всё плакаты японских фильмов-катастроф. Я поклонка.
– А это? – негритянка показала подбородком на “гриб”.
– Генши-бу-кацу? Фантастика про супер-бомбу, уничтожающую целые города и излучающую радиацию. Там сцены с опаленой кожей – ужас.
– Ты смотришь японские фильмы? Я думала, русские ненавидят японцев. И наоборот.
– Почему?
– Но ведь в конце войны СРА натравили на Японию гигоса и уничтожили Хирасиму и Нагасаки.
– Слушай… столько времени уже с тех пор прошло. Кто старое помянет — тому глаз вон. Когда-то воевали, теперь время дружить. Мне вот нравится всё японское.
Вечером девушки сидели за синтезатором. Надя демонстрировала свои наброски. Комнату освещала лампа, имитирующая карту звёздного неба. Похожесть клавиш на пульт управления, стала окончательной.
– …Это очень красиво, – сделала комплимент Либерти, когда мелодия закончилась.
– Да, стараюсь справляться со своей ролью, – Надя убрала руки от клавиш и кнопок. – У нас ведь, как ты уже поняла, я ответственна за музыку, Вера – за стихи, а Люба – за хореографию. Хотя, это конечно пушка всё. Обычно этим занимаются специально обученные люди, а участницы ансамбля исполняют готовенькое.
– А почему ты решила пойти именно в этот ансамбль?
– Хм… – Надя всмотрелась в звёздное небо. – Тут такое дело, что я всю жизнь хотела заниматься музыкой. Но, знаешь, я типа не хотела просто или петь чьё-то или писать для кого-то. Я хотела, чтобы всё было моё. Хотела, чтобы это была не просто работа, связанная с музыкой. Потому, что когда ты превращаешь своё увлечение в просто работу, то ну… оно этим и становится… просто работой. И тут… виденье совпало. Смекаешь? А ты?
Либерти грустно улыбнулась:
– Не то, чтобы у меня был выбор. Нам говорили, что homo sovieticus должен получать удовольствие от любой работы на благо общества. А я не хотела любую работу. Я хотела петь и исполнять музыку. И мой отец научил меня. Но партия говорила, что чёрные не предназначены для развлекательной деятельности. Что они созданы природой для ручного труда… И поэтому я оттачивала свои навыки в самодеятельности. А потом ещё и отца отправили в лагерь за паразитизм…
– А что такое «за паразитизм»?
– Это когда не работаешь.
Надя почесала макушку. Повисла пауза.
– Надежда?
– А?
– Я заметила, что ты чуточку ссоришься с Верой и Любой…
– А, ну, «чуточку», да, есть такое, – она грустно усмехнулась. – Знаешь, мы вроде как должны быть русскоязычным ансамблем, чтобы как можно больше граждан ловили с нами одну волну… но за кулисами они как специально разговаривают на белорусском и украинском. Мимо меня.
– Немного грубо.
– Пожалуй… Ещё эта Вера со своим «дзь» «дзь» «дзь», «ць» «ць» «ць»… Ох!
– Получается, раз ты пишешь музыку, а они – слова и танцы, им приходится под тебя подстраиваться?
– Получается… – Надя задумалась. – Да, получается, что так… А какая у тебя будет роль, Либерти?
– Как я поняла со слов Распорядителя… – Либерти посмотрела на политическую карту, висевшую на стене. – Моя роль будет в том, чтобы мы покорили весь мир.
– «Покорить мир»… звучит как-то по военному, – она усмехнулась и покосилась на «гриб» со зданиями в огне и бегущих людей.
– Может пришло время Первой Мировой дружбы. Вот тебе нравится японское. А кому-то там будет нравится русское, белорусское, украинское…

Весной, во время выступлений в Одессе, Либерти гостила у Любы.
Пляжный сезон должен бы уже вот-вот начаться, но пока смельчаков на побережье было мало. Сине-зелёные волны шуршали ракушками и тиной.
Девушки шли по пляжу. Любовь то и дело демонстрировала то или иное танцевальное движение. Наконец она устала от пируэтов. Коллеги сели на деревянный пирс и плескались ножками в море:
– …Фигура у меня не совсем для балета, – объясняла Любовь. – Но все привыкли именно к эротизму балета. Красивые девочки, в красивых разноцветных пачках, показывают ножки и трусики. Вот это всё…
– А можно как-то без показывания трусиков? – с надеждой спросила Либерти, которую смущал её сценический костюм уже последние три месяца.
– Можно, – усмехнулась Любовь. – У меня есть план, чтобы мы выступили в амфитеатре не в обычных платьях, к которым все привыкли, а в эдаком строгом стиле.
– Как милитари?
– Нет, нет, мы будем как такие «эротишные» секретарши-учительницы. Чёрно-белые цвета, обтягивающие брюки и юбки. Белая сорочка, у которой может, внезапно, порваться пуговица…
Либерти покосилась на грудь украинки. Сценарий был вполне себе правдоподобен:
– Звучит здорово.
– Но! Как я и сказала, все привыкли, чтобы было похоже на балет… Поэтому не знаю… нужно что-то, чтобы танцевать силуэтом. Чтобы танец смотрелся привлекательно даже в такой одежде.
– О! – Либерти вскочила на ноги.
Негритянка будто прислушалась к волнам прибоя и крикам чаек, чтобы словить одной ей слышную мелодию. Босые ноги застучали по доскам. Она пускала волны телом, извиваясь как змея, хлопнула в ладоши, сделала несколько движений бёдрами…
– Что? Что ты делаешь? – Любовь засмеялась, не веря своим глазам, и сама вскочила на ноги.
– Танцую… – Либерти сделала ещё несколько экзотических движений.
– Подожди, подожди, – Любовь пыталась повторить движения бёдрами, которые очень шли её фигуре. – Как ты это делаешь?..
– Также как и ты. Давай! – она толкнула её бедро своим, будто передавая заряд настроения.
Девушки всё танцевали на пирсе, приковывая взгляды случайных прохожих не хуже балерин.

Летом, уже ближе к фестивалю, Либерти жила в квартире у Веры, в Витебске.
Сначала Вера истерила, и кричала Распорядителю, что поселит негритянку в гостинице за свои деньги, но потом поняла, что выбивается из коллектива. И смирилась.
Однажды ночью Либерти проснулась от того, что Вера стояла над ней с тряпочкой и очистителем. Утром девушке было очень стыдно, а негритянка ещё раз объяснила, что кожа у неё действительно именно такая чёрная независимо от чистоты.
Хозяйка квартиры периодически привлекала гостью к регулярным генеральным уборкам и прочему сдуванию пылинок с книжных шкафов. Разбросанным по квартире могли быть только черновики. Листы, исписанные стихами и тут же перечёркнутые, валялись там и тут.
К финальным репетициям уже должен был быть готов окончательный вариант песни-визитки, но у Веры наступил творческий блок. А когда одним прекрасным утром у неё на лбу, словной третий глаз, выступил прыщ, девушка вообще чуть не потеряла рассудок и только и делала, что причитала и капризничала…
С балкончика четвёртого этажа открывался приятный вид на речку.
– Я не могу просто так взять и выдать текст для шлягера в таких условиях, – Вера перепоясала свой парчовый халатик и приземлилась в плетёное кресло… – Мне нужно принять ванну, выпить чашечку кофе…
– Вера, ты такая маленькая, но тебе всегда столько надо… – Либерти села рядом.
– Ну… – Вера немного закраснелась не зная, как возразить на замечание. – Конкретно сейчас мне надо только одно. Запихнуть в нашу визитку подводку про тёмную, но горячую ночь, которую влюблённые проводят вместе. Но для этого просто нет места…
– Неужели дело только в музыке?
– И в языке!
– И в языке?
– Понимаешь, белорусский намного благозвучнее даже если на нём писать про грязь:
…Дзядзечка, твой лыч у брудзе!
Нязграбна гэта й між свіней,
А што ж, калі заўважаць людзі?
…а на русском, хоть описывай красоту, будет всё равно «ррр» «т!», «ррр», «т!»:
…Ночью землю освещает –
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
– Вера показала пальцем на гнойник. Вооооот… Мы как-то из-за этого даже поцапались с Надей.
– Поцапались?
– Она обозвала меня чистоплюйкой-русофобкой, и послала ползти партизанить под пень в лесу. А я ответила, что если она так хороша с вычислителями, то почему бы ей уже не вычислить дорогу к ебене матери…
Повисла неловкая пауза.
– Мне кажется, Вера, как-то проще нужно быть, – заметила Либерти.
– Проще?
– Да, у тебя как-то много грязи во лбу.
– Правильно говорить «на лбу», – мысли о болячке, которую придётся сводить не выходили из головы Веры.
– Нет, нет, «во лбу». Я хотела сказать в голове. – Либерти постучала пальцем по виску. – Тебе бы надо очистить голову.
– Слушай, хочешь очистить мне голову, вот помоги со стихами… – она протянула негритянке черновик. – Впрочем, как ты поможешь, для тебя этот язык даже не второй.
– Нет, русский как раз, получается второй. Я подумала… – Либерти изучала листик с текстом. – Слова не ложатся на музыку. Почему бы просто не зачитать их отдельно в третьей части песни? В виде соло.
– Зачитать?
– Да.
– Зачитать, а не спеть?
– Да.
– Это как?
– Well… Hey! – она не отрывала глаза от листка.
Любимый человечик,
Стрелять глазами полно в этот вечер
Ты открываешь счёт
Pow! Pow!
Я поддаюсь тебе
Oh, no!
– Стоп, стоп, стоп, – остановила её Вера. – Что это ещё за тумба-юмба такая? И эти твои движения руками? От такого мигрень может случиться. Хотя… подожди…
Она попыталась уловить мотив в воображении и вставить его между припевом и куплетом:
– Цікава… – она нахмурилась будто решала сложную задачу в уме. – А можешь ещё раз сначала?

Подошёл день фестиваля.
Точки готовились выйти на сцену. В прямом эфире телеканала ТВВ, Распорядитель отстаивал честь своих подопечных. Сейчас была очередь говорить статного мужчины с седеющей бородой:
– Сударь, ну за кого вы себя держите? За кого вы меня держите? Девочки в разноцветных балетных пачках, поющие про секс, показывающие ножки и грудки — это же пошлость. Банальная пошлость. Где здесь искусство, дорогой мой? Вы сходите в театр, посмотрите современное кино. И не какой-нибудь украинский стриптиз на далёкой заснеженной планете от Ходоровски. А финских режиссёров, у которых в одном только красном абажуре сразу несколько смыслов.
Ведущая повернулась к Распорядителю:
– Итак. Вы слышали вопрос: где же здесь искусство? Что скажете?
– Скажу, что искусство здесь, как и везде, в том, чтобы передавать чувства, – ответил Распорядитель. – Если у вас вправду так много дельных мыслей и смыслов, то готовьте тезис и идите с ним в НИИ. Напишите статью в газету в конце концов. А фестивали оставьте нам. Будущее за такими ансамблями как «Точки». Люди будут любить их… как идолов. Уже в самом составе у нас алхимическая гармония. Мои четыре подопечные – это же как четыре стихии: воздух, вода, земля и огонь. Как типы женщин по Камасутре: санхимы, пигрины, парамины… и… и наша экзотическая участница из Америки. Это смесь культур, понимаете? Их шлягеры будут в каждом доме. Их музыка проникнет даже сквозь железный занавес.
– Что ж, замечательно, – прервала его ведущая, увидев команду режиссёра. – А теперь, дорогие зрители, я полагаю пришло время расставить все точки над «і» в этом споре. Послушайте выступление прямо сейчас и сами сделайте выводы. Встречайте… «Точки над і» со своей эпонимической песней-визиткой! Исполняется впервые.
Она зафиксировала улыбку и уставилась в красную точку на камере, делающей пуш. «Камера четыре» – раздалась команда за пультом. Руководитель эфира изменил положение рычага.
Картинка на телевизоре показывала амфитеатр с высоты. На сцене заработала фог-машина, лучи прожекторов выстрелили по залу. На сцене появилась четвёрка, затянутая в деловые, но вместе с тем откровенные костюмы. Зал поприветствовал их аплодисментами. Бэк-вокалисты выдвинулись на позиции.
Песня шла без заминок и после второго припева подошла пора для соло Либерти:
Yo! ‘ You ready for this? Let’s go!

Любимый человечик,
Стрелять глазами полно в этот вечер
Ты открываешь счёт
Pow! Pow!
Я поддаюсь тебе
Oh, no!
Оба готовы к результату этой встречи
Нам хорошо…

Молнии удар!
Электричество на нашей коже
Гром её догнал
Соседи не услышат вскрик «о боже!»

Любовь этой война
Скрывает поле битвы непогода
Но утро настаёт
Луч разрезает серость небосвода

Тарабанящее рэп-соло резко прекратилось и перешло в мелодичный припев:

Плачет тихо
кап, кап, кап
За окном гроза
А-а!

Марыць марна
Цік, Цік, Так
стамілась я
А-а-А-а!

Рано, рано утром
Огонь угаснет
Что же, что же милый
Будет с нашей страстью?

Скажи, какой подпишем мирный договор
Мы с тобой

I’m sneaking
Tip, tip, toe
up on you
OO-oo!

Котик, милий
кіс, кіс, кіс
поцілуй мене!
E-э-Э-э!

Нет, нет, баста!
Хватит троеточий!
Что же, что же милый
Было этой ночью…

Давай расставим точки или поставим точку
Мы с тобой!

Песня завершилась. Зал скандировал одно и то же короткое незнакомое слово.
– Что значит «на бис»? – спросила испуганная Либерти.
– То же самое, что и «анкор», – похлопала её по плечу Надя. – Вернись на позицию.

После выступления, девушки собрались на балкончике у Веры, чтобы отметить успех. Надя принесла бутылку «Столичной», подаренную одним из фанатов, Любовь доставила к столу кусок солёного сала. Твёрдого, но тающего во рту. Вера всё красиво нарезала и организовала рюмочки, картошку и берёзовый сок, чтобы запивать водку, а не только занюхивать хлебом. Девушки смеялись и махали Либерти, чтобы та тоже подходила к ним праздновать. Чёрная робко приблизилась.
– Ну, что… – Любовь сразу вручила ей рюмку. – Отлично сработано, подруга.
– Я бы не сказала, что это именно работа, – негритянка приняла угощение и смущённо улыбнулась.
– Оооо! – подняла свою рюмку Вера. – Да это же звучит как тост.
– За что-то больше, чем просто работа! – вскинула руку со стопкой Надя.
С балкончика раздался звон и смешки. В вечернем небе, над амфитеатром, в честь закрытия фестиваля, громкие взрывы салюта сотрясали небо.

Спустя пять лет СССШ распался.
Когда у «Точек» были гастроли в Калифорнийской Республике, за сцену к Либерти прошли двое мужчин и одна женщина. Вера, Надя и Любовь уже видели этих троих чернокожих до этого. На портретике, который когда-то по несколько дней висел дома у каждой из них.

Подпись автора

https://nick-name.ru/forum/%C4%D1%C2.gif

0

9

Горячие источники

Складывается впечатление чего то большего и нераскрытого. Автор или недоговаривает или специально скрывает от нас что-то, какая то война, какая то служба. Кстати автор работа и служба вроде разные вещи. Помните фильм «Офицеры», там главный герой сказал такую фразу:

«Есть такая профессия — Родину защищать.»

А вы не думали почему он не сказал работа, а сказал профессия? Это я к тому что в тему вы немножечко не попали. В целом если бы без сцены эротики то вышло бы круто, почему именно бабы, почему именно в этих теплых источниках, почему с мужиками. Кто они друг-другу? Куча недосказанности...


















Ищи товар

Не историческая и даже не фентезийная жуть. Бред и полное непонимание реалий. Какова цель написания сего «творения»? Оскорить Сталина? Евреев? Поляков? СССР? Инопланетян? Автор оскорбил всех людей своим с позволения сказать творчеством. Но как ни крути у этого всего вот есть сюжет. Да-да, это рассказ, тупой и глупый, но рассказ и даже идейная составляющая, какой-никакой пасквиль или даже памфлет.

Есть зачин, почти не видимый, но есть, какая то завязка, есть кульминация и есть развязка. Все есть как у путного рассказа. Это такая глупая умная идеологическая удочка.

В былые времена когда у красных была власть таких авторов ставили к стенке и расстреливали, предварительно допросив и выбив из них всю информацию, всех их друзей, все явки и пароли.
















Компания

Политическая пропаганда нетрадиционных отношений. Матриархат точно так же мерзок как и патриархат, если что. Чувствуется повесточка, лицемерие прямо в глаза бросается, буквально с первых строк. Типа феминистки бывают двух видов, первые которые в угоду моде и вторые, которое на самом деле. Да весь ваш рассказ в угоду моде.

Итог неутешительный, зачин есть, а вот завязки, кульминации и тем более развязки нет. Нету неожиданных поворотов или неожиданной развязки, мальчик выглядящий как девочка только с мужскими причиндалами? Серьезно? Это пик вашего накала в рассказе?




















Молочная арка

Парня обижает мама? Ути пути какой бедный... Я что-то не заметил никаких унижений, пыток, стеба со стороны мамы. Заставляет есть молочный суп? Ты был в детском доме сынок? Тебя били за то что ты съедал весь суп и не делился со старшими товарищами? У тебя еду отнимали, выродок?

Парень идет в школу, встречает какую то бабу, которая ему какие то ошейники одевает. Это что вообще такое? Парень посылает училку на три буквы? Угрожает ей и бьет ее по лицу. Але, твоя училка за двадцатку жопу рвет что бы ты умел строчить такие вот падонковские рассказики в телеге, сволочь. Оглянись таких как ты в детском доме давно бы уже отметелили под одеялом с использованием мыла и не в анальным смысле, беля бы били мылом завернутым в полотенце как пращей. Молись Богу или кому ты там молишся «Большому макаронному божеству» что бы твой рассказ не попался бы на глаза детдомовским воспитанникам.

А в итоге эта тетя оказалась вообще мамой парня... Серьезно?

Итог: есть завязка, есть развитие сюжета, не увидел ни кульминации ни развязки ну или как то смазано все...












Поток

Достаточно четкий рассказ. Есть пара пасхалок к ужасам капитализма, к правильным коммунистам и не совсем правильным коммунистам. Читается тяжело, мало диалогов, но может это и плюс, диалогами каждый дурак может писать, а вот полнотекстовыми абзацами только мастера жанра. Хотя писать то каждый может, а вот что бы читалось — это сложнее.

Концовка неожиданная, это хорошо. Главный герой асоциальная личность — это плохо. У рассказа есть структура — это главное. Работа... Ну это хобби же, разбой, нападения и контрабанда — хобби, а не работа. Ну Еба мурэ, какого паркуа... Хорошая задумка, но сливает автор ее как среднюю реализацию... Обидно было ставить этот рассказ не на первые места, ты мне может и друг — но истина дороже, а в литературе главное — истина.

Итог, неплохой рассказ, достойный, особенно на фоне сексуально нереализованных соплей дискотечных мелкотрясов и выпердышей подросткового комплекса. Есть над чем работать, почти все нормально, автору удачи и творческих успехов.














Отец

С виду невзрачный рассказ, но после второго прочтения усматривается глубокая идея. Экзистенциализм в приземленной форме — не религиозный, субъективный идеализм от части, махизм в чистом виде, писал человек духом сильнее чем я и скорее всего способный и грамотный.

Очень глубокий аналитический труд описанный простыми и незамысловатыми словами. Вся наше действительность двадцатого века и первой четверти двадцать первого века. Безотцовщина — огромная публицистическая проблема. Макароны тут не при чем, так к слову пришлось, но все остальное.

Вопросы девочки по детски взрослы, если взрослые не знают на них ответы, можно ли детские вопросы считать философскими. Вот это глубина! Вот так надо писать, глубже!

















Пердулет

Слишком много каких то непонятных и жаргонных слов. Изначально отпугивает это. Потом объем, автор явно превысил допуски. Это сыграло немаловажную роль в оценки. Пишите в будущем с первых строк более понятно и в итоге проверяйте ваш рассказ на предмет превышения лимитов.

Какая крыса, разве можно так о служителях библиотеки? Какая война? У вас каша в голове что ли, сейчас весь Мир стремится успокоить Россию И США, а вы нагнетаете... Зачем описывать какие то небылицы, вы ели суп из книг? Попробуйте, вам понравится... Вы ели суп из кожи? Вы делали душевые кабинки? Вы вообще хоть что-то делали из того что написали?

Главное правило, если вы пишите реализм, пишите только то о чем точно знаете. Вы явно никогда не делали лук и арбалет. Сделать лук быстрее и проще, арбалет сложнее и дольше. Научиться стрелять из лука быстрее и проще, из арбалета труднее и дольше. Да кажется что направил и все, но нет, там еще приборы прицеливания нужны, в луке же стрельба ведется интуитивно, ну вы же не прицеливаетесь мушкой когда метаете копье или камень... Когда пинаете по футбольному мячу... Про стрелы забыли указать, хотя объем... Это и называется профессионализм, когда укладываешь мысли в нужный объем...

Как говорил Станиславкий: «не верю». Пишите более убедительно и вам обязательно поверят.










Нищие духом

Сперва показался ужасным рассказом, после второго прочтения стал понимать глубину как и в рассказе Отец. Возможно автор один и тот же человек. Удачно все описал, с себя, в отличии от Пердулета он знает о чем пишет. Телеграм, чатики, порно. работа курьером. Но тему я как то не оценил... нет работы мечты, нет макарошек или я не прав?

Да отсылки к ужасам капитализма, к зомбическому сознанию и к Дню сурка, но, какое то тягостное впечатление, какая то «достоевщина» на зубах застряла. Почувствовал силу противоположную мне. Какой то идеологический противник писал это произведение. Поэтому советовать как и что менять к лучшему не буду. Наоборот порекомендую все оставить как есть. Все круто, ага...



















Там, где небо сходится с макаронами

Это не рассказ.



























Точки

Да есть зачин, да какая то альтернатива Мира, да неожиданное, хотя не сликом завершение. Кульминации нету. Автор пиши еще и тренируйся, прямо вот пиши и тренируйся, участвуй во всех конкурсах. У тебя все шансы есть что бы стать нормальный и хорошим, а самое главное читаемым автором. Удачи тебе и творческих успехов.
























Магнум опус макаронного шиза

Название почти на сто процентов отражает содержание, там кто то комментировал по названиям и меня тут же определили, еще до того как меня забанили, тут так же.

Начали за здавие, кончили за упокой. Вроде интересно, сопереживаешь егрою. Есть зачин, есть завязка, даже кульминация, но вот развязка, такая себе. А корова? Это реально или это в голове у героя, а может у автора. Автор наркоман? Может сам барыжит чем то запрещенным. Следует бежать в прокуратуру?

Конечно я не побегу писать заяву на этого не совсем адекватного автора, я уже писал две заявы на спам рассылки в телеге, мне каждый день по восемь раз приходит предложение подработать курьером на своей машине в своем мухосранске. Ну я написал два заявления и что в итоге, оба моих заявления стали висяками, никого не нашли, я позвонил меня послали, пришел к участковому, он сообщил что нужно внедряться к ним, я что ли должен, но он тоже сказал что это не его дела, я предложил передать дело в прокуратуру, он посмотрел на меня как на врага народа, ему тяжело жопу поднять, он типа не следак и не опер, пусть по его мнению оперативники со следками бегают за этими барыгами. Вот такая у нас полиция нынче... Поэтому даже если напишу и тут заяву, меня пошлют далеко и надолго, а полицейские так и продолжат свои жопы просиживать. Сталина на них нет. Да и состава преступления тут нету, я чисто гипотетически предположил что автор наркоман или барыга. Интересно бы узнать что о нем думают остальные участники чата и он сам сознается или нет в употреблении и распространении...

Впрочем это уже совсем другая история...






Остальные рецензии я давал выше. Возможно мои слова кому то вправят больные мозги, может быть нормальные авторы смогут найти в себе силы прокомментировать мои явно не сильные рассказики. Мне бы помогло их мнение. Так же могу предложить темы на будущее, сам я писал вам уже о своей теме для конкурса. Это 14 февраля, скоро 23 февраля, тут напрашивается о защитниках рассказы. Возможно об армии, войне, о военной технике и вообще ВПКшном и милитари фендоме. Может двум с половиной участникм в вашем чате это покажется мудрым, остальные же скорее всего закидают меня какашками, причем своими же...

Подпись автора

https://nick-name.ru/forum/%C4%D1%C2.gif

0

10

Красный степлер

Он никогда не был злым или добрым человеком. Плохие проступки он искупал смелыми и добрыми решениями. Его воображаемая карма была ровно наполовину наполнена положительной энергией, а другая половина состояла из отрицательной энергии. О таких как он говорят «ни в верх ни в низ». Его звали Алеша и он работал в Сбербанке.

В один из облачных дней его начальник Колетник Оксана Николаевна сильно и грубо отчитала своего подчиненного перед всем коллективом за незначительную небрежность, которую в принципе он даже не совершал. Или звезды не сошлись для Алеши или женщина просто нервничала из-за развода с мужем или из-за того что единственная дочь уехала учиться в Лондон, в общем в тот день Алеше досталось за просто так и по самые яблочки. Но это не сломило молодого клерка, он выпрямил спину и пошел работать как ни в чем не бывало.

— Может я действительно плохо работаю, может она была права? — уже вечером рассуждал парень за рюмочкой чая со своим соседом о случившемся.

— Я тя умоляю, эта баба просто без нормального мужика наверное живет, — ответил сосед зло ухмыльнувшись.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен.

— Хотя да, у нее с мужем какие-то проблемы, но не люблю сплетни, — вспомнил парень разговор двух девочек с ресепшена.

— Вот видишь, мужика у нее нет, она и срывается на тебе. А так мужик ты хороший, сосед еще лучше, а она гадина такая не ценит тебя, — все подхрюкивал сосед.

— И что мне делать, нужно работать в два раза лучше?

— Нет, это не поможет. Лучше отомсти ей, в чашку с кофе плюнь или на ее офисном кресле проперди гимн. В общем сделай ей хотя бы мелкую гадость. Я когда на курсах психолога проходил обучение этой штуке научился. Для разгрузки нрвных клеток — говорят помогает.

— Ну не знаю...

— Пердеть не хочешь, о: тогда укради у нее со стола какую-нибудь вещь, пусть не дорогую, пусть самую мелкую, ручку, степлер, бумагу или даже простой карандаш...

— Украсть...

— Ну да тебе там платят совсем мало, ты им прибыль делаешь, а они об тебя ноги вытирают, а за кражу канцтоваров не уволят, если что скажешь, что просто нужна была ручка, а твоя закончилась или потерялась.

— Отмазка, алиби.

— Ну да.

— Хм, ладно попробую...

— Украдешь что-нибудь? — с зловещим блеском в глазах спросил сосед.

— Да, завтра украду, что-то небольшое, но нужное у нее со стола.

Вечером Алексей долго не мог уснуть, он обдумывал все мелочи своего будущего преступления. А сосед тем временем позвонил кому-то по телефону и сообщил следующее:

— Демон, ты? Это Иск номер двадцать один нуль восемь.

— Слушаю, — ответил очень грубый голос, совсем прокуренного человека.

— Я все сделал, завтра в рабочее время ловите признаки инициализации, мой объект согласен на кражу.

— Вас понял Иск двадцать один нуль восемь. Отбой, спи спокойно.

После этого разговора сосед уснул как убитый и проспал до полудня. А в полдень проснулся и как раз в это самое время Алексей совершал кражу в Сбербанке...

— Что же украсть... — рассуждал молодой воришка, — она сейчас на обеде и ее тридцать минуть не будет в офисе, что мне украсть? Ого, степлер: а почему он красный? Я думал у нас у всех фирменные степлеры зеленого цвета с логотипом банка. У всех фирменные карандаши, ручки, блокноты и а у этой су... сударыни свой красный степлер, он ей наверное очень дорог, значит украду именно его.

Только Алексей вышел из кабинета начальницы, как увидел что Оксана Николаевна спускается на свой этаж. Видела ли она его или нет? Вот какой вопрос мучил Алексея весь оставшейся день, а вечером он с приподнятым настроением летел домой:

— Привет! — поприветствовал Алексей своего соседа.

— Привет, — оскалил свои зубы в жуткой ухмылке собеседник, — ну как украл?

— Украл, вот, — доставая красный степлер произнес воришка.

— Ч-что это? Почему он красный? — изменился в лице сосед, — убери его выкинь в окно, а лучше в другой город...

— Почему, что происходит?

Но сосед уже ничего не ответил, он выбежал на улицу и на ходу стал звонить своему … начальнику:

— Демон, демон...

— Это кто?

— Иск двадцать один нуль восемь. Он украл степлер...

— Очень хорошо, нуль восьмой.

— Степлер красный!

— Что?! Как это красный? Ты что совсем идиот, нуль восьмой?

Но нуль восьмой уже ничего не ответил — его сбил грузовик, советский КАМАЗ с оранжевой кабиной. Сбил капитально, насмерть, прямо на дороге которую перебегал этот сосед разговаривая с телефоном в руках. Все это видел Алексей и эта смерть так сильно на него повлияла, что но еле-еле смог выдавить из себя пару слов наряду полиции приехавшему на место происшествия.

*     *     *

Демон — тот самый прокуренный голос на чистом английском языке рассказывал на секретном заседании доклад о своих искусителях:

— Мистер Блэк, работа с героем-любовником завершена, он изменил уже второй женщине, по предварительным данным он будет менять партнерш и дальше, рушить их личные жизни и оставлять после себя несчастное потомство со сломанной психикой, а вот искуситель провалился, подъехавший на место аварии наряд полиции завербованным мною еще в девяностые снял показания и по всему Иск двадцать один нуль восемь провел прекрасную работу по искушению предполагаемой жертвы, жертва даже украла незначительный канцелярский прибор. Но этот прибор оказался красного цвета что вызвало панику у искусителя, он выбежал на улицу и не заметил несущийся грузовик.

— Какие итоги? — уточнил вполне нормальным голосом, Мистер Блэк.

— С жертвой лучше пока не входить в контакт, потом проверим и если получится то сможем из него сделать профессионального вора. Сперва степлер, потом оргтехнику с работы унесет, а потом когда он будет готов мы его на руководящие посты продвинем и он будет красть у наших противников миллиарды, ослабляя экономику последней поистине православной страны.

— Ок, произнес Блэк и совещание закончилось...

*     *     *

На следующее утро Оксана Николаевна, вызвала к себе в кабинет Алешу:

— Здравствуй Алексей, знаешь зачем я тебя вызвала?

— Не совсем...

— Вот полюбуйся, — она включила видеозапись того момента когда Алеша проник к ней в кабинет и украл степлер.

— Я взял степлер, на время, — уточнил воришка, мой сломался и я взял ваш.

— Да? А у своих коллег почему не взял? Ну ладно, а где же он, мой степлер? — спросила начальница.

— Я его сейчас верну, — произнес он, но потом вспомнил что оставил его дома, он показывает украденное соседу, потом сосед психанул и угодил под машину, а степлер остался лежать на кухонном столе.

— Домой унес? Понятно, еще и врун... Лано Алеша, степлер себе можешь оставить, я даже заявлять на тебя не буду, но только помни что судьба она ведь всегда по разному поворачивается к людям, сегодня так, а завтра эдак. Не надо Алеша не испытывай судьбу не надо, она злая... А если ты считаешь что степлер - это мало, так я тебе такую вещь скажу: все самое плохое, самое большое горе всегда имеет малое начало. Все самые громкие преступления начинаются с малых правонарушений, — тут начальница поведала Алексею свою личную историю...

— Когда в девяностые годы половина населения росии выпивала и гудела по вечерам, мой муж сидел в чеченском плену и я жила одна, ну в смысл с маленькой дочкой. Наши соседи с верхнего этажа любили выпить. Я много раз вызывала милицию, но они ничего н делали, приезжали и проводили беседы. Потом через пять минут пьянка и шум на верху продолжались. Милиционеры говорили что это просто хулиганы, выпьют и пошумят, ничего мол страшного. Я тогда загадала что бы они там перебили себя все... А уже через пару месяцев, какой-то шум в коридоре, милиции больше чем обычно и один милиционер, серьезный такой, ко мне зашел, спрашивает мол видела или слышала я чего-то, я ему сказала что не видела, но слышала постоянно каждый вечер шум и гам, ругань и звон посуды. Он спросил меня почему я не вызвала наряд милиции, а я ему ответила что вызывала много раз, но мне запретили по пустякам отвлекать милицию. Оказывается что эти пьяницы там убили своего собутыльника, насмерть убили мужчину из соседнего дома. Понимаешь? С малого хулиганства начинается уголовное дело с летальным исходом.

Поэтому не воруй больше ничего и ни у кого, это только кажется что степлер — мелочь, оглянуться не успеешь как тебя будут судить за хищения в особо крупном размере.

Алексей все это слушал и вдруг понял что после кражи степлера был морально готов своровать что-то еще, более дорогое и если бы не гибель его соседа, то возможно он со временем украл бы и компьютер и деньги из банка и вообще все что угодно...

— А как вы поняли что я что-то украл?

— Когда я спускалась из столовой то видела что у тебя в руках что-то красное, этот степлер мне подарил муж, перед тем как изменил мне с другой, поэтому он у меня вызывал только отвращение, можешь оставить его себе, но больше ничего не кради, второй раз я на тормозах не спущу тебе ничего. А за тот случай когда я перегнула палку и накричала на тебя — прости, я была не права, ты совершил за пять лет работы одну маленькую ошибку, а я позволила себе вульгарность, обещала лишить тебя премии, не бойся иди и работай дальше — на зарплате этот случай у тебя никак не отразиться. Это расставание с мужем повлияло на меня, но главное вовремя взять себя в руки.

Только теперь воришка понял какая сильная у него начальница и какая она правильная... А красный степлер лежит у него дома и по сей день, как напоминание о том что только добрые дела следует делать, а о злых даже не думать, никогда-никогда...

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » По Просторам Пространства » Болтанка » Конкурс рассказов